Я, подельник Сталина
Шрифт:
Незнакомец испытующее взглянул на собеседника. Хмыкнул и внезапно отвесил ладонью звонкую пощечину.
– Товарищ сержант, слушай мою команду! Очухивайся быстрее, мне уже пора. Ты вообще хоть немного врубаешься в мои слова?
Дождавшись неуверенного утвердительного кивка, продолжил:
– Я сейчас опять исчезну. Если расскажешь, как было, сперва особист затаскает, потом в психушку упекут. Короче, меня тут не было! Я тебе привиделся! Духов ты сам завалил. Вырвал у одного из них пистолет, и завалил. Вот из этого Макрова.
Предварительно три раза выстрелив в воздух и выщелкав из магазина оставшиеся патроны, незнакомец всучил в руки Михаилу пистолет. Который снял с пояса бородача. Свой же револьвер упрятал в нагрудный карман легкой куртки.
– Товарищ сержант, еще раз повторяю. Я тебе только привиделся, скажешь как было на самом деле - тебя в психбольницу положат. Потому что я сейчас исчезну, ни одна собака меня больше не увидит. Духов перестрелял ты сам, как именно - точно не помнишь, был в состояние аффекта. Понимаешь, этот долбанный кишлак ваши, то есть наши уже взяли в плотное окружение. Мышь не проскочит. Никак не сможешь объяснить, как я здесь появился
Попов начал кое-как вникать в суть сказанного. Да, незнакомец со старинным револьвером, действительно, появился ниоткуда, будто из воздуха. Но как собирается уйти незамеченным, когда кишлак, как сам говорит, оцепили? Не через колодец же и в самом деле! Там только лужица мутной воды, никаких проходов, лично проверял. Ладно, сейчас свои подойдут, разберемся.
– Вот что, боец, на память не жалуешься? Тогда тебе за отвагу и за понятливость положен бонус. Запомни, но никому не говори: в середине августа 1998 года курс рубля обрушится с 6 до 30 за доллар. Бери кредиты под любые проценты, хоть последние штаны закладывай, но запасайся наличными долларами. Это мой тебе подарок. Запомни, август 98-го, доллары США станут по 30 за «рваный». Сразу скидывай, а то снова немного подешевеют. Дефолт, брат, стрясется. А-а, сейчас все равно ничего не сможешь понять, просто запомни - август 98-го года, по 30.
Увлеченно вещающий эту ахинею незнакомец внезапно встрепенулся, сузил глаза и тихо прошептал:
– Боец, медленно обернись и посмотри назад. Не делай резких движений, у нас гости, духи...
У Михаила тоскливо сжалось сердце. Он уже поверил, что старуха с косой опять промахнулась, что хоть ему одному из раведгруппы удалось выжить...Одно утешение, наши близко, душманы тоже не уйдут! Чего уж менжеваться, сержант решительно, одним движением обернулся. Но никого не обнаружил. Улица по-прежнему пустынна! Оглянулся назад, чтобы переспросить у незнакомца, про каких гостей он говорит. Но его тоже не было, будто испарился! Только отпечатки кроссовок со странным рисунком на рыжей пыли. Чертыхаясь от боли, сержант заглянул в колодец. Естественно, никого там нет. И не было - лужица на дне спокойна, даже не зарябилась - никто не наступал. Что, черт подери, происходит?! Долго ломать голову не пришлось: в конце улицы загрохотал движком БТР. Остановился в полусотне метров от Михаила, начал подозрительно водить по сторонам пулеметом на башенке. Тем временем как горошины из стручка высыпались бойцы и заняли позиции с автоматами наизготовку. А к сержанту подбежал сам командир роты, капитан Волков. Михаил по привычке вытянулся в струнку, доложил:
– Товарищ капитан, разведгруппа при возвращение с задания попала в засаду. Командир группы лейтенант Камчадалов убит в начале боестолкновения. Я взял командование на себя. Принял решение отступить и закрепиться в заброшенном кишлаке. Отход прикрывал рядовой Горгидзе. Сам вызвался, товарищ капитан, не мог ходить, пулевое ранение в ногу. Численное и огневое преимущество врага не позволило...
Капитан не стал дожидаться конца рапорта, порывисто обнял сержанта. Прошептал в ухо дрогнувшим голосом:
– Вы их десятка два положили! Но даже пять, сто неприятелей за одного советского солдата - слишком дорогая цена. Прости, сынок, не успели на помощь.
Но почувствовав, как тело солдата в его объятиях начало грузно оседать на землю, моментально утратил сентиментальность, оглушительно рявкнул:
– Санинструктора ко мне, быстро!
...Михаил Попов очнулся только в госпитале. Контузия, перелом ребер, это еще не считая пулевого ранения, к счастью - вскользь. Но крови потерял немало. Несколько месяцев провалялся на больничной койке в Ташкенте. Срок службы подходил к концу, так что после выздоровления сразу демобилизовали. С расспросами про последний бой особо не досаждали, видимо, картина событий ни у кого сомнений не вызвала. С гордостью нацепив второй орден Красной Звезды, убыл к себе в Вологду. Устроился на работу токарем, заочно, Бог весть зачем. выучился на психолога. Женился на однокурснице. Как началась капитализация всей страны, заделался предпринимателем. Из разряда «купил-продал». Благо, «афганское братство» более или менее успешно могло противостоять бандитам, вившимся около всех новоявленных бизнесменов. Про незнакомца, спасшего ему жизнь, Михаил Петрович постарался просто забыть. Да и не до того стало, вертелся как белка в колесе, даже с однополчанами некогда встретиться. А там, в кишлаке, наверное, от потери крови только привиделось. Кому расскажешь, сделают вид, что поверили, а сами будут шептаться: «Контуженный! Мерещится всякое». Действительно, ну, никак не может появиться человек ниоткуда, перестрелять духов из допотопного револьвера и тут же обратно испариться! Да еще трындеть не переставая так, что и на здоровую голову не разберешь, а он был контужен. Со временем Михаил Петрович подзабыл про эту чертовщину. Но вспомнить пришлось. Как-то за чашкой кофе пролистывал «Комсомольскую правду». Зацепился взглядом за заголовок - «Вы можете не верить мне. Но верьте рублю!» Какой-то большой финансовый начальник божился и мамой клялся, что с российской валютой все в полном порядке. Доллар и евро плачут от зависти в сторонке. Вот тут-то у воина-интернационалиста екнуло в голове: а ведь якобы привидевшийся незнакомец-спаситель советовал ему именно сейчас запастись долларами. Тогда это звучало несусветной чушью (какие доллары, какие кредиты в СССР!), что совсем не обратил внимания. А сейчас выглядит очень даже правдоподобно. Блин, он же каким-то совершенно непонятным образом еще более десяти лет назад предугадал, что в стране свободно будут продаваться доллары, именно по 6 рублей за бакс! А в августе, значит, подорожают до тридцати?! Он уже больше ни секунды не сомневался. Распродал все имущество, движимое и недвижимое, даже дом заложил, набрал на себя и всех родственников кредиты, обменял на «зелененькие» и положил в банк. Нет, не на расчетный счет, государству уже не верил, схоронил в специально арендованный сейф. И засел за телевизор, денно и нощно отслеживая финансово-экономические новости. Долго маяться не пришлось, грянул дефолт. Михаил Петрович на радостях выдул бутылку виски прямо с горлышка, предварительно отсалютовав «Брату, который не гнида черно....ая!» Внезапно вспомнилось, незнакомец так и представлялся. В одночасье мелкий торгаш превратился в уважаемого бизнесмена средней руки. Стало куда больше и денег, и свободного времени. Вспомнилось, что обещал крышевать его, как он говорил, земляков из Башкортостана.
С Володькой Петровым встретиться не получилось. Погиб в пьяной драке еще четыре года назад. В союзе воинов-интернациналистов города Уфы поведали историю, трагичную и, увы, банальную. Запил по-черному Володька, остался без работы, развелся с женой. Соратники пытались приструнить, помочь, но не приставишь к взрослому мужику няньку. Да и самим активистам союза в пору было упиться и забыться. А как же, вдруг оказалось, что они воевали на абсолютно бессмысленной и ненужной войне, что навечно молодые пацаны, вернувшиеся домой «грузом 300» - всего лишь один из штрихов в преступной политике Советского Союза... Присядьте на минуту, и просто подумайте: парни поставили на кон самое ценное, что может быть у человека, не за себя ради, во имя чего-то большого и правильного, чего и словами не выразить, только сердцем чувствуешь, а оказалось - жертва эта и не требовалась вовсе, погорячились, вьюноши... Так твердили холеные морды с экранов телевизоров. И у Верховного Главнокомандующего не спросишь - а ведь ты, рожа твоя пьяная, к началу войны занимал немалый пост в КПСС, хоть словом заикнулся, чтобы 18-летних мальчишек не направляли «за речку»? Небось, проникновенные речи толкал про интернациональный долг. Когда ты лгал, тогда или сейчас? Но не только обида от предательства павших и еще живых ветеранов последней войны СССР толкала к бутылке. Михаил Петрович это знал по себе. Мальчиком отец возил его на Ялту. День-деньской не вылазил из ласковых объятий морской волны. А когда вернулись к себе в Вологду, в тот же день побежал купаться в городской «лягушатник». И был потрясен до глубины души - до омерзения пресным почудился вкус воды, которая, хочешь - не хочешь, попадает в рот во время купания....Приятели даже не поняли, об чем он говорит, они-то всю жизнь здесь бултыхаются и ничего, нормально. Предложили щепотку соли держать во рту, раз у него такая странная блажь. Не раз вспоминал про этот наивный шок уже вернувшись из Афганистана. Да, война это грязь и мерзость, страх, заполняющий слизким льдом всю душу, и изнуряющая, одуряющая до скотского состояния работа. Да, это подлость и предательство. Но есть в ней что-то такое, чего и словами не выразить. Только под страхом смерти чувствуешь настоящую цену жизни? Как-то так. Никто ведь и не признается, как тоскует по тем денечкам. Что, недостает мерзкого концентрата картофельного пюре, тянущегося за ложкой как сопля? Немилосердного солнца, от которого кипят мозги? Тычков и подзатыльников от «дедов» не хватает в мирной жизни молодым ветеранам? Нет, трудно забыть ощущение полноты жизни, которое возможно лишь на самом краю. Михаил Петрович с интересом присматривался к ветеранам Великой Отечественной войны. Та же история! Вся мирная жизнь их - как бы краткий пролог и очень длинный эпилог к войне. Вот, дед самого Попова. Всего год успел повоевать. После демобилизации прожил 63 года. Честно работал на заводе, премии и ордена получал, женился на первой красавице, вырастили с бабушкой трех сыновей и невесть сколько внуков с внучками. Прожил достойную по всем меркам жизнь. Но как выпьет, всегда рассказывал одну и ту же историю. Про то, как окружили хутор, залегли в лесу под дождем, думали, там бандеровцы. Оказалось - наоборот, хозяин - партизан, с самим Ковпаком ходил. Угостил солдатиков салом с горилкой, картошки наварили, хорошо посидели. Дед еще на гармошке сыграл, неизменно подчеркивал - партизан его похвалил, дополнительный стопарик преподнес. Михаил знал эту историю наизусть, во всех деталях. Внук любил наблюдать, как во время очередного рассказа у деда светлел лик, каким проникновенно-мягким становился его голос... Что, за последующие 63 года не ел ничего вкуснее картошки в мундире, не удостаивался почестей выше одобрения еле знакомого хуторянина? Ел и удостаивался, еще как ел и удостаивался! Просто потом никогда уже не будет такого абсолютного смака бытия. Про что-то подобное Михаил читал у Сент-Экзюпери. Типа, серенький лавочник при пожаре проявил силу духа и потом скучает по себе такому, крутому. Час огненного бедствия - лучший час во всей его жизни. Не совсем то, но близко, очень близко. Вот и тянет многих залить боль утраты водкой.
И Михаил испытывал дискомфорт в душе, но решил раз и навсегда - жить только настоящим. По правде говоря, ему и в мирной жизни адреналина хватало через край. Как шутливо выражался на посиделках с друзьями: «Всех выживших в 90-ые предпринимателей можно представлять к боевым наградам! »
Сходил на могилку к сослуживцу, положил цветы, выпил поминальную стопку - Володька бы одобрил. А с Ришатом из второго взвода получилось сложнее. В союзе адрес раздобыли, даже фамилию выяснили - Вахитов. Только вот далековато жил он от Уфы, за триста-четыреста километров. Выехал сержант запаса Попов из провинциальной столицы только в обед, как следует выспавшись.
Замаялся, пока доехал. Михаил- равнинный житель, привык гнать по горизонтальным трассам. А тут бесконечные подъемы и спуски, пусть и не высоченные, но за рулем от монотонности не уснешь. Сверившись по карте, так как указатель, в принципе, когда-то висел, однако был сбит местными вандалами, свернул с асфальта на шоссе. Которая больше напоминала пыльную грунтовку. За небольшим пригорком показалась деревня, где проживал сослуживец. Проехаться с ветерком по центральной улице не получилось , застрял посередине - навстречу шествовало стадо. По неопытности попробовал было двинуть сквозь бесконечную вереницу. Да куда там, буренушки напрочь игнорировали что сам джип, что его звуковые сигналы, принципиально не меняли курс. Плюнул, Михаил, обматерил про себя коров вместе с их хозяевами и с трудом свернул на обочину. Придется обождать. Осмотрелся. На скамейке перед воротами, видимо дожидаясь свою скотину, сидели подросток и девочка лет семи. Судя по демонстративно равнодушному виду, пацана очень интересовало - кто это заявился на таком крутом автомобиле. А то! Ниссан-Патруль Попова прилично смотрится и на столичных улицах, а в такой дыре отродясь такую красоту не видели. Подросток старательно отводит взгляд, а вот малышка так и зыркала глазищами. Юные аборигены оказались очень кстати. Михаил опустил боковое стекло, радушно улыбнулся и громко спросил:
– Молодые люди, можно к вам обратиться? Где у вас улица Луговая, дом 5? Вахитова мне надо, Ришата. А то в упор не вижу табличек, ни черта не разберешься!
Девочка восторженно подскочила, словно намереваясь побежать впереди автомобиля на манер ледокола, рассекая коровье течение. А что, энергии у нее хватит стадо мамонтов разогнать. Только благородный порыв души был пресечен на корню десницей подростка, бесцеремонно усадившей малявку на место. Зашептал что-то на ухо. Оскорбленная в лучших чувствах девочка обиженно зашмыгала симпатичным носиком. Парнишка подошел поближе, солидно откашлялся, и панически опасаясь «пустить петуха», басом проговорил: