Я послал тебе бересту

Янин Валентин Лаврентьевич

В жизни экспедиции наступил новый этап совместной работы с планировщиками города. Выбор места раскопок зависит сейчас непосредственно от планов развития города, а это придает археологическим работам мобильность, позволяет получать новые данные из разных районов города, сохраняя при этом для науки максимум нужных ей материалов.

О работах, начавшихся после завершения Неревского раскопа, нам еще предстоит рассказать. Теперь же, нарушая их хронологию, перенесемся снова в Неревский конец, где в 1969 году, спустя семь лет после завершения Неревского раскопа, был в связи со строительством нового дома заложен еще один, на этот раз небольшой археологический котлован. Нужно прямо сказать, что, хотя мобильное освоение материалов из отдаленных от Неревского конца районов представлялось тогда и представляется

сейчас наиболее важной научной задачей, мы все же очень стремились возобновить раскопки поблизости от хорошо исследованного места. И дело здесь не в том, что экспедиция за двенадцать лет, как говорится, приросла душой к этому району. Причина возвращения — в тех проблемах, которые поставил перед наукой, но не решил до конца Неревский раскоп.

Я хочу напомнить, что одним из важнейших открытий на Неревском раскопе было установление множественности усадеб, принадлежащих одному боярскому роду, одной семье. Определенно установлено, что в пределах раскопанного участка по крайней мере тремя усадьбами — «Е», «К» и «И» — владели Мишиничи-Онцифоровичи. Относительно других раскопанных здесь же усадеб мы не располагаем подобными сведениями. Однако достоверные владения Мишиничей не отделены от них с очевидной ясностью. С другой стороны, предполагали, что владения Мишиничей-Онцифоровичей простирались и далеко за границы Неревского раскопа. Там, вне квартала на Дмитриевской улице, были намечены некоторые ориентиры, на связь которых с Онцифоровичами указывали известные ранее письменные источники. Один из таких ориентиров — церковь Сорока мучеников в 150 метрах к югу от Неревского раскопа, в направлении к Кремлю. В ней в 1316 году похоронен Юрий Мишинич, а в 1342 году — Варфоломей Юрьевич. Другой ориентир — церковь Спаса на Разваже улице в 80 метрах к западу от Неревского раскопа, построенная в 1421 году по инициативе Лукьяна Онцифоровича. Третий — церковь Кузьмы и Демьяна на Козмодемьянской улице, в 40 метрах к западу от Неревского раскопа. Сюда в 1400 году Юрий Онцифорович с другими боярами подарил богослужебную книгу. Значит, исследуя новые участки неподалеку от Неревского раскопа, на той территории, которая предположительно также принадлежала Онцифоровичам, мы можем эту догадку проверить. Если и здесь найдутся грамоты, адресованные Онцифоровичам, — значит, действительно, их владения не ограничивались тремя исследованными усадьбами.

На плане Неревского раскопа помечены места находок берестяных грамот, адресованных членам семьи Мишиничей-Онцифоровичей. Бросается в глаза их концентрация на трех усадьбах.

Неревский раскоп с юга и запада окружен церквами, построенными Онцифоровичами. Исследованный в 1969 году Тихвинский раскоп подтвердил принадлежность всего этого большого участка одной боярской семье.

На осень 1969 года было запланировано начало строительства нового многоэтажного дома на углу Тихвинской (ныне улица Комарова) и Садовой улиц, но на том их углу, который принадлежит уже соседнему современному кварталу города. От этого строительства до Неревского раскопа метров пятьдесят. Кое-что об этом квартале мы уже знали: чуть дальше, при сооружении соседнего дома, в его котловане, еще в 1959 году обнаружены остатки той самой церкви Спаса, которую в 1421 году построил Лукьян Онцифорович.

Нижний этаж запроектированного дома предназначался для городского Дворца бракосочетаний. Поэтому не следует особенно удивляться, что одна из первых грамот, найденных здесь, когда экспедиция заложила раскоп на месте будущего строительства, содержала пророческий текст: «…оженивося ту» — «женился тут» (№ 448).

Раскоп — его назвали «Тихвинским» — был небольшим, всего лишь около 330 квадратных метров, но все же в напластованиях исследованной здесь части древней усадьбы найдено семнадцать берестяных грамот и множество разнообразных

предметов, в числе которых впервые встретились целые резные гусли с рельефными и гравированными изображениями львов и райской птицы. Гусли относились к XII столетию, когда жил Сотко Сытинич, прообраз былинного Садко.

Однако сейчас нас интересуют слои не XII века, а на двести лет более поздние. Кому адресованы письма, полученные на этой усадьбе в конце XIV и в начале XV века? Юрию Онцифоровичу? Или человеку, имя которого окажется абсолютно новым для нас?

Первая грамота 1969 года найдена как раз в прослойках рубежа XIV и XV веков. Ей присвоили очередной номер 446. Вот ее текст:

«Поклон от Кондрата осподину своему Юрью и от всих селян. Что еси, осподине, коне подавал, и тыи, осподине, коне Захарья въдаваеть у нас. Что бы еси, осподине, унял его. Или, осподине, не уймешь, и ты, осподине, пошли по остаток. А нам, осподине, не мочьно жить».

Снова крестьянская жалоба на самоуправство ключника. Кондрат и все селяне сообщают своему господину, что Захарья раздает в своих интересах коней, которых господин прислал по их просьбе. Раздает не по назначению, а им, Кондрату и селянам, невозможно жить, пока господин не уймет Захарью. «А если не сможешь унять, — пишут они, — пошли кого-нибудь забрать еще не розданных коней». Господина звали Юрием. Его имя встретилось там, где его надеялись найти. И мы имеем достаточно оснований включить грамоту с этим именем в общую коллекцию документов Мишиничей-Онцифоровичей.

Другие грамоты этой усадьбы в большинстве своем сохранились в небольших обрывках, лишенных имен адресатов. Зато в слое первой трети XIV века найден весьма любопытный предмет, немаловажный для нас в связи с историей боярского рода Мишиничей. Это небольшая костяная иконка, некогда предназначенная для ношения на груди в несохранившейся до нас металлической оправе. На плоскостях этой иконки размером 3 на 3,5 сантиметра изображен с одной стороны святой Власий, а с другой — святой Георгий.

Иконка с изображением Власия и Георгия, найденная на Тихвинском раскопе. Увеличено.

Изготовлена эта иконка неплохим художником-резчиком, но значение ее определяется не качествами художественной работы. Подобные предметы могли иметь очень личный характер, владелец носил такую иконку на груди, и выбор изображенных на ней сюжетов не был случайным. Уже давно искусствоведам и историкам Новгорода известна подобная, но более ранняя каменная иконка с изображением святых Иоанна и Захарии, которая принадлежала новгородскому посаднику второй половины XII века Иванке Захарьиничу. На ней, следовательно, изображены святые покровители его самого и его отца, художественными средствами передано его имя и отчество. 3 данном случае можно было предположить, что владельца найденной на Тихвинском раскопе иконки звали Георгием (Юрием) Власьевичем или Власием Георгиевичем (Юрьевичем).

И вот что особенно интересно. В Русском музее в Ленинграде хранится одна из самых знаменитых новгородских икон, написанная прекрасным художником на метровой высоты доске, но оказавшаяся в ближайшем родстве с нашей маленькой нательной иконкой. Эта большая икона ориентировочно датируется последней третью XIII века и изображает стоящего во весь рост святого Ивана. Но не только его. По сторонам Ивана на иконе присутствуют еще две фигуры, в два с половиной раза меньшие, чем центральное, главное изображение. Слева — фигура святого Георгия, справа — фигура святого Власия. Георгий и Власий — те же имена, что на найденной в 1969 году иконке. Более того, Георгий и Власий порознь много раз изображались на иконах и на предметах прикладного искусства, но здесь они вторично встретились вместе как двойники изображенных на иконе Русского музея: совпадают не только имена, но и мельчайшие детали изображений. Например, Георгия обычно изображали со щитом и мечом. Здесь же — на нашей иконке и на иконе Русского музея — он держит у груди мученический крест. Иными словами, и здесь и там подчеркнута не воинская доблесть святого патрона, а пережитые им страдания.