Я пойду одна
Шрифт:
— Могу я спросить, кто в итоге обставлял этот дом?
— Бартли Лонг. Возможно, вы о нем слышали. Он блестящий дизайнер.
— Наверное, нужно еще спросить, когда он начал здесь работу.
Ум Билли стремительно перебирал все возможности. Этот дом стоял совершенно пустым в день исчезновения Мэтью. У Зан был свободный доступ в особняк. Возможно ли, что именно сюда Морланд привела своего сына и, может быть, даже спрятала в одной из пустых комнат или в подвале? Никому и в голову не пришло бы искать его здесь. Она могла вернуться ночью и переправить мальчика куда-то еще, живого
— Бартли сразу взялся за работу, — ответила Нина Элдрич. — Не забывайте, я в тот момент еще не заключала договора с Морланд, только подумывала о том, чтобы нанять ее. А теперь, детектив Коллинз, если вы не возражаете…
Билли перебил ее:
— Мы уже уходим, миссис Элдрич.
— Мария вас проводит.
Экономка прошла с гостями по коридору и достала из стенного шкафа их куртки. Ее лицо оставалось совершенно бесстрастным, но внутри она кипела гневом. Гарсия считала, что этот Бартли Лонг, можно сказать, просто отпихнул ту милую юную женщину. Миссис Высокомерие начала развлекаться с ним уже тогда, когда очаровательная молодая Морланд трудилась над проектом для ее дома! Важная барыня ни за что в этом не признается, но она ведь собиралась отказаться от услуг Морланд еще до того, как у той пропал ребенок.
Дженнифер застегнула куртку и сказала:
— Спасибо, мисс Гарсия.
— Детектив Коллинз… — начала было Мария, но тут же умолкла.
Она хотела сказать, что была в комнате, когда миссис Элдрич абсолютно точно договаривалась с Александрой Морланд, что встретится с ней здесь, а не в Бикман-плейс.
«Но что значит мое слово против заявления хозяйки? — подумала Мария Гарсия. — Кроме того, какая разница? Я видела те фотографии в газете. Сомневаться не приходится. Какова бы ни была причина, но мисс Морланд похитила собственное дитя».
— Вы хотели мне что-то сказать, мисс Гарсия? — спросил Билли.
— Нет-нет, просто желаю вам хорошего дня.
33
Он весь вечер снова и снова пытался дозвониться до Глории, но она не отвечала. Неужели эта девица затеяла с ним какую-то игру? Наконец почти в полночь она взяла трубку, и он тут же понял, что дерзость и бравада в ней поугасли.
Голос Глории звучал устало и апатично:
— Что тебе нужно?
Он постарался ответить сдержанно и тепло:
— Глория, я понимаю, как все это трудно для тебя…
Он хотел было добавить, что и ему все дается нелегко, но вовремя прикусил язык. Это открыло бы перед Глорией лазейку и, что гораздо хуже, прекрасную возможность снова ощутить себя загнанной в ловушку.
— Глория, я тут все думал… — продолжил он. — Я не дам тебе двести тысяч, как мы договаривались. Я намерен утроить сумму, решил заплатить тебе шестьсот тысяч долларов наличными к концу следующей недели.
Он с удовольствием услышал ее изумленный вздох. Неужели она действительно настолько глупа, что поверила?
— Но ты должна сделать кое-что еще, — добавил он. — А именно — снова появиться в той францисканской церкви примерно без четверти пять. В какой именно день, я тебе сообщу.
— А ты не боишься, что я снова пойду на исповедь?
«Будь
— Я об этом уже подумал. Ты же будешь в исповедальне, а значит, тайна сохранится!
— Ты что, недостаточно мучил мать Мэтью? Зачем тебе еще и убивать ее?
«Не по той же причине, по какой я собираюсь прикончить тебя, — подумал он. — Ты-то просто слишком много знаешь. Я ведь не могу быть уверен в том, что эта твоя так называемая совесть не начнет всплывать на поверхность. Что же касается Зан, то я не буду счастлив до тех пор, пока не состоятся ее похороны».
— Глория, я не собираюсь ее убивать, — возразил он. — Это было так, со зла сказано.
— Я тебе не верю, знаю, как ты ее ненавидишь. — В голосе Глории снова послышались гнев и даже панический страх.
— Глория, с чего вдруг мы об этом заговорили? Позволь напомнить, я решил заплатить тебе шестьсот тысяч наличными, в настоящих долларах США. Значит, ты сможешь арендовать ячейку в банке и жить спокойно до тех пор, пока не подвернется шанс получить то, чего тебе только и хочется на самом деле, — выйти наконец на сцену на Бродвее или сняться в каком-нибудь фильме. Ты же очень красивая женщина. Не такая, как большинство этих голливудских Барби, к тому же настоящий хамелеон. Ты можешь выглядеть, ходить и говорить как угодно. Ты мне напоминаешь Хелен Миррен [5] в «Королеве». Твой талант ничуть не меньше. Дай мне еще одну неделю. Самое большее — десять дней. Я тебя попрошу пойти в ту церковь и скажу, что именно нужно надеть. В ту самую минуту, когда ты выйдешь оттуда, все будет кончено. Мы встретимся где-нибудь неподалеку, и я сразу отдам тебе пять тысяч долларов. Это как раз та сумма, которую ты можешь пронести в сумке через таможню в аэропорту.
— А потом что?
— Ты вернешься в Мидлтаун, подождешь часов до девяти или десяти, потом оставишь Мэтью в большом супермаркете или на людной аллее в парке. После этого ты улетишь в Калифорнию, в Техас или куда тебе вздумается, чтобы начать новую жизнь. Я знаю, что ты беспокоишься о своем отце. Можешь ему сказать, что, например, работала где-нибудь по заданию ЦРУ.
— Но не больше десяти дней. — Теперь голос Глории звучал слегка неуверенно, но она уже почти поверила и спросила: — Но как я получу остальные деньги?
«Уж этой проблемы у тебя точно не будет», — подумал он.
— Я просто положу их в посылку и отправлю куда скажешь.
— Но разве я могу быть уверена, что такая посылка дойдет до меня? Даже если так, не окажутся ли в ней старые газеты?
«Ты не в силах поверить», — подумал он, налил двойную порцию виски, к которому обещал себе не прикасаться до окончания разговора, и сказал:
— Глория, если случится нечто подобное — хотя этого и не произойдет, — ты можешь перейти к плану «Б». Пойдешь к адвокату, расскажешь ему все до конца, велишь заключить договор на книгу, а потом отправишься к копам. Тем временем Мэтью уже будет найден, целый и невредимый, и сможет сказать только одно — о нем заботилась некая Глори.