Я прекрасна!
Шрифт:
— Я не хотел терять ни минуты, — говорит Джеймс. Он топчется и разглядывает свои туристические ботинки. — Думаю, нет ничего важнее сегодняшнего дня.
— Сегодняшний день давным-давно закончился. Восемь лет назад, если говорить точнее. Ты пропустил его.
Раздается тихий звонок, и возвращается Фелита.
— Время истекло. Снимаем, — сообщает она и начинает разрезать гипс маленьким ножом. Но я и так уже достаточно обнажена.
— Как мы это устроим? — спрашивает Джеймс. Не обращая внимания на то, что процедура
— Ты ему не отец, — я остаюсь непреклонна, — и не увидишь его.
Целую минуту Джеймс стоит не двигаясь и как будто собирает всю волю в кулак.
— Я возвращаюсь в Нью-Йорк, чтобы быть рядом с сыном, — говорит он. — Если ты хочешь услышать, что в прошлом я наделал массу ошибок, пожалуйста, я скажу это. Так и было. Но сейчас я готов все компенсировать.
— Это невозможно. Ты не можешь вот так просто вернуться и думать, что все будет по-твоему. Ты бросил меня и отправился бродяжничать. А я все это время была матерью.
— Я не бродяжничал, — защищается Джеймс. — У меня была важная работа в составе международной группы. Мы пытались предотвратить исчезновение патагонского языка.
— Джеймс, только ты способен на такое, — с горечью говорю я. — Отправляешься в рискованный поход в горы далекой страны и даже не ради спасения людей. Ты спасаешь мертвый язык!
— Фонд исчезающих языков счел ситуацию с языком народности алакалуф угрожающей. — В голосе Джеймса слышится гордость. — На нем говорят всего шесть человек. Мы сохраняем его для будущих поколений.
— Вот и занимайся ими! — раздраженно бросаю я. — И держись подальше от моего ребенка. Дилан счастлив, и ты ему не нужен.
— Я хочу только увидеть его, — тихо говорит Джеймс. — Подумай об этом. Дня два. Я знаю, мы сможем договориться.
Фелита продолжает разрезать гипс, и, когда она снимает его, я не могу определить, похудела я или нет. Но мои ноги определенно позеленели, возможно, в лечебной смеси было слишком много базилика. Я наконец обрела свободу и должна чувствовать огромное облегчение. Но Джеймс стоит рядом, и мне кажется, что на моих плечах тяжелый груз.
Джеймс делает несколько шагов в сторону выхода, но возвращается.
— Сара, ты имеешь полное право на меня злиться. Я все понимаю. Мне потребовалось много времени, чтобы повзрослеть, — все эти годы, проведенные в Патагонии. Я не пытаюсь вернуть прежнюю жизнь, а хочу начать новую.
Я молчу, наблюдая за Фелитой, которая протирает мои ноги мягкой замшей, пропитанной очередным раствором, в нем, должно быть, не меньше пятидесяти таинственных ингредиентов. Зелень исчезает, и кожа начинает блестеть.
Джеймс некоторое время наблюдает за происходящим.
— И еще кое-что, — говорит он, улыбаясь впервые с того
Как только Джеймс уходит, Кейт вытягивает руки, чтобы Фелита освободила их от гипсовых повязок.
— Сара, все будет в порядке, поверь мне, — осторожно обращается она ко мне.
— Нет, не будет, — говорю я, хватая свои вещи. — Это какой-то кошмар! Все, что касается Джеймса, — настоящий кошмар. Извини, я пойду. Мне нужно немедленно найти адвоката. Прямо сейчас.
Я выбегаю из салона, в котором царит полумрак, на яркий солнечный свет. Жмурясь, почти бегом направляюсь вверх по улице, как будто на углу, повесив на себя рекламный щит, ищет новых клиентов Джонни Кохран. Чуть позже мне удается собраться с силами, и трясущимися руками я достаю телефон и нажимаю кнопку быстрого набора. Дозваниваюсь Брэдфорду, и по моему голосу он тут же понимает, что что-то произошло. Даже не поинтересовавшись, в чем проблема, он спрашивает, нужен ли он мне. Меня охватывает чувство благодарности.
— Да, ты мне нужен, — говорю я, глотая слезы.
— Хорошо, я бросаю все и буду в твоем распоряжении, — обещает Брэдфорд. Мы быстро договариваемся встретиться в его клубе. — Увидимся через пятнадцать минут.
Я иду и чувствую, как подгибаются ноги. Мой уютный маленький мир стал разваливаться на части. Джеймс не должен был возвращаться сейчас! У меня есть жених, и я собираюсь замуж, жизнь в порядке и под контролем. Но как там говорят? Если хотите насмешить Бога, расскажите ему о своих планах…
Когда я думаю о том, насколько появление Джеймса может все изменить, у меня начинает кружиться голова. Что будет дальше? Поскольку я в Нью-Йорке, ответа можно долго не ждать — прямо передо мной на тротуаре, от которого так и пышет жаром, стоит огромный розовый рекламный щит с надписью «Узнайте свое будущее! Мадам Роза видит его. И за пятнадцать долларов расскажет вам!». Останавливаюсь напротив грязной витрины. Полная женщина в цыганском платке и свободном цветастом платье неожиданно быстро оказывается возле меня.
— Ты несчастна, но я вижу хорошее будущее, — произносит она, хватая меня за руку, и пытается затащить внутрь.
— Мне пригодилось бы хорошее будущее, — говорю я, шмыгая носом, но так и не могу решиться войти.
— Для тебя скидка десять процентов. — Цыганка думает, что на моем пути к картам таро стоят полтора доллара. — Обещаю, в моем хрустальном шаре нет плохих новостей.
— Никаких плохих новостей, это правильно. — Я вдруг вспоминаю, что мэр призывал бороться с подобным мошенничеством. Медиумы делали ужасные прогнозы, а потом брали огромные суммы за то, чтобы снять проклятие. — Плохие предсказания сейчас запрещены в Нью-Йорке, так ведь? Жаль, что Си-эн-эн пока не придерживается подобной политики.