Я [презираю] аристо
Шрифт:
Ухмыльнувшиеся при этих словах мужики, видимо, поняли её без перевода. За это время все успели кое-как вооружиться — у кого-то — штакетина от забора, у другого — оглобля от перевёрнутой телеги.
Мелкий пацан, подхватив вожжи моего вороного, успокоил коня и подвёл его ближе.
— Оставь себе. Дарю. — Я махнул рукой на предложенные поводья и указал в ту сторону, из которой слышался хохот. — За мной!
Центральная площадь посёлка открылась нашему виду как только мы достигли конца улочки. И, осторожно заглянув за угол, я увидел там тех, кого старик называл
Вместо синей формы и красных шапочек эти разбойники были наряжены кто во что горазд. От расшитых кафтанов и курток, ярких поясов и тюрбанов начинало натурально рябить в глазах. На некоторых висели явно трофейные эполеты и аксельбанты — бандиты вешали их на себя как украшения, а не так, как полагалось по форме. Толстые цветастые кушаки напичканы оружием — старые однозарядные пистолеты, кривые сабли и даже пара карабинов…
Разодетые в пух и прах разбойники разделились на две группы по пять человек в каждой. Одни сидели на каких-то тюках вокруг огромного кострище в центре площади, над которым высилось несколько столбов с обожжёнными трупами. Рядом с ним в землю были воткнуты и целые колья, на которых тоже повисли несчастные пленники. Кажется, некоторые ещё были живы…
Развалившиеся на поклаже наёмники по очереди прикладывались к большой бутыли, наполненной мутной жижей. А в центре этого адского привала на коленях стояла нагая смуглая девушка. Прикрываясь руками, она, пыталась подняться на ноги. Всё её стройное тело было покрыто какими-то красными росчерками.
— Валле, курва!!! — Хриплый возглас от одного из бишибузуков в сторону девушки вызвал новый приступ хохота. — Валле!
Длинный кнут выстрелили в сторону пленницы следом за окриком. И когда на её плече осталась новая красная полоса, она вновь упала на колени.
— Валле! — Ещё щелчок. И девушка снова принялась неловко вставать на ноги, превозмогая боль от ран.
— Чё-то не похоже на туранский…
— Алканцы. — Прошептал за моей спиной Фродрик.
— Ты их тоже понимаешь?
— В основном ругательства… Он сказал «пляши, шлюха».
— Да это я и сам понял… Как сказать «замри»?
— Ндало.
— Угу…
Остальные разбойники были неподалёку. И занимались погрузкой таких же туго набитых тюков на телегу, запряжённую тощей гнедой кобылкой. И ещё пара осёдланных лошадей паслась неподалёку, флегматично жуя сваленное у какого-то коровника сено.
При этом грузчики точно так же спокойно перешагивали через останки солдат в чёрно-белой форме и крестьян в простецких рубахах. О том, что это когда-то были люди, можно было догадаться только по забрызганной кровью одежде. В остальном это уже были скорее фрагменты, а не тела.
Дом, рядом с которым собрались наёмники, выглядел заметно богаче остальных. В отличие от соломы — черепичная кровля. И вместо мелких полукруглых окошек — большие крепкие ставни. Если это не дом местного старосты, то что же ещё? Однако, кажется, он уже разграблен… Но ведь время ещё не пришло!
— Кучко племе… — Сухой голос старика вдруг послышался у меня над ухом, когда тот тоже заглянул за угол. Судя по злобным интонациям,
— Спокойно, дядь… — Я оглянулся на свой партизанский отряд. — Щас чё-нить придумаем… Хангу знаешь?
Дед, похоже, понял меня без перевода. И согласно помотал головой:
— Знам Ханге. — Он коротко указал за угол в сторону кружка выпивающих. — Ето е тя.
— Это Ханга?! Та женщина?!
И дед снова согласно помотал бородой из стороны в сторону.
Вот чёрт… А почему же она не в доме?
Дюжина вооружённых до зубов противников. А у нас три ствола. В одном шесть патронов, другие надо перезаряжать после каждого выстрела. И с десяток помятых крестьян с дрекольем…
Конь, которого пацан продолжал вести следом за нами, вдруг снова разволновался, когда на него повеяло гарью от одного из домов. И, затопотав копытами несколько раз громко хрюкнул, прежде чем паренёк успел его снова успокоить.
На шум один из отдыхавших разбойников оглянулся. И я еле успел спрятаться обратно за угол приземистой хаты. Но вроде бы полупьяный бандит пока лениво махнул на непонятные хрипы рукой.
Времени на планирование, похоже, совсем мало… Ладно… Первый раз, что ли на чужой жадности играть?
— Эй, парень! — Я привлёк внимание пацана и, помахав Волковым, поманил ещё и Фродрика. — Вы слушайте, а ты сразу остальным переводи…
Жаркое южное солнце хоть уже и склонялось от полуденного зенита, но припекало не хуже горящих хат. Прежде чем выйти за угол, я вытер пот со лба перчаткой. И кивнул Тигу:
— Идём.
Компания, потешавшаяся над обнажённой ворожеей, не сразу нас заметила. А и те, кто занимался погрузкой, попросту проигнорировали. Лишь один толстый усач подслеповато прищурился. Но снова принялся трамбовать уже погруженные тюки, когда разглядел цвет формы.
— Барбамбье! — Я привлёк внимание разбойников бессмысленным окриком и постарался сделать строгое лицо.
— Га? — Усач повернулся к нам уже вместе с остальными товарищами. — Чфале ю духе, чи?
— Кергуду! — Быстро приближаясь к пьющей компании, я резко указал клинком на противоположную сторону площади, где в тени раскидистых деревьев дымился какой-то длинный коровник. — Бардабаравы!!!
И как только прозвучала эта очередная бессмыслица, из-за угла этого сарая вылетел стартанувший с места вороной. Сидевший на нём чернявый пацан изо всех сил лупил его босыми пятками по бокам, заставляя скакать прочь от площади всё быстрее. И, заодно, заставляя всех остальных лениво оглянуться в нужную нам сторону.
— А эщте ку кали… — Толстый усач снова повернулся ко мне. Но не договорил, забулькав вспоротой глоткой.
С левой руки я всадил крупные пули ещё в троих грузчиков, прежде чем они успели хотя бы взяться за оружие. Первое нажатие на курок было тугим и длилось дольше, чем я рассчитывал. Но все последующие снарядики вылетели один за другим в течение нескольких секунд. И их останавливающего действия хватило, чтобы пара раненых опрокинулась навзничь, позабыв о сопротивлении. А третий разбросал мозги по телеге вместе с ошмётками тюрбана.