Я приду плюнуть на ваши могилы

Виан Борис

– Что ж, – пробурчал я. – Посмотрим.

Я, наверное, достаточно хорошо изобразил безразличие на сей раз, потому что Хансен заговорил о чем-то другом. А потом мы пообедали и что-то около двух часов он уехал. Я остался стоять один перед лавкой.

II

Думаю, я прожил там уже две недели, когда начал скучать. Все это время я не покидал магазин. Торговля шла хорошо. Книги раскупались хорошо; что касается рекламы, все делалось заранее. Фирма присылала каждую неделю вместе с пакетом, пополняющим запасы книг, иллюстрированные листки или складные проспекты, которые надо было помещать на хорошее место на витрине, под соответствующей

книгой или просто на виду. В трех четвертях случаев мне достаточно было прочесть коммерческую аннотацию, открыть книгу на четырех-пяти страницах в разных местах, чтобы иметь совершенно исчерпывающее представление о ее содержании – совершенно достаточное, по крайней мере, чтобы говорить о ней с теми беднягами, которые попадались на удочку благодаря ухищрениям рекламы: иллюстрированной обложки, складного проспекта и фото автора в сопровождении маленькой биографической справки. Книги очень дороги, и все это что-нибудь да значит; это в общем-то доказывает, что люди мало заботятся о том, чтобы купить настоящую литературу; они хотят иметь книгу, которую порекомендовал их клуб; ту, о которой говорят, и им совершенно наплевать, что она содержит в себе. Некоторые книжки сопровождал целый ворох рекламных материалов – сопроводительная записка рекомендовала посвятить им целую витрину и распространить о них рекламные брошюры. Я складывал их стопкой возле кассы и всовывал одну в каждый пакет книг. Никто никогда не откажется от брошюры, отпечатанной на глянцевой бумаге, а несколько фраз, напечатанных на ее обложке, – это как раз то, что нужно рассказывать таким клиентам, какие были у меня в этом городе. Центральная контора фирмы пользовалась такой рекламой для всех книг несколько скандального свойства – они раскупались сразу после полудня в тот день, когда их выставляли.

Сказать честно, я не так уж скучал, но я уже начал механически управляться с рутинными коммерческими делами, и у меня было время подумать об остальном. И от этого я нервничал. Все шло слишком хорошо.

Погода была отличная. Кончалось лето. Город пропах пылью. Внизу, у реки под деревьями, было прохладно. Я никогда не совершал прогулок со дня приезда и совсем не знал местность вокруг. Я ощущал как бы потребность в свежем воздухе. Но ощущал я в особенности другую потребность, что меня очень раздражало. Мне нужны были женщины.

В тот вечер, опустив железную штору в пять часов, я не вернулся работать, как всегда в магазин, под свет ртутных ламп. Я взял шляпу и, перекинув куртку через плечо, прямиком направился в аптеку. Жил я как раз над ней. Внутри было три клиента. Парнишка лет пятнадцати и три девицы – примерно того же возраста. Они взглянули на меня с отсутствующим видом и опять отвернулись к своим стаканам с замороженным молоком. Один вид этого продукта чуть не довел меня до обморока. К счастью, противоядие находилось в кармане моей куртки.

Я уселся у бара, через один табурет от той из двух девиц, что была покрупнее. Официантка, довольно уродливая брюнетка, вяло подняла голову, глядя на меня.

– Что у вас есть без молока? – сказал я.

– Лимонный сок? – предложила она. – Грейпфрутовый? Томатный? Кока-кола?

– Грейпфрут, – сказал я. – И чтобы стакан был полон не до краев.

Я полез в куртку и откупорил фляжку.

– Никакого алкоголя здесь, – вяло запротестовала официантка.

– Да ладно. Это мое лекарство, – рассмеялся я. – Не беспокойтесь о своей лицензии.

Я протянул ей доллар. Сегодня утром я получил свой чек. Девяносто долларов за неделю. Клем знал людей. Она дала мне сдачу, и я оставил ей щедрые чаевые.

Сок грейпфрута с бурбоном – это не так уж замечательно, но лучше, чем без ничего, во всяком случае. Мне стало лучше. Я выкарабкаюсь. Я уже начал выкарабкиваться. Ребятки смотрели

на меня. Для этих сопляков двадцатишестилетний тип – уже старик; я изобразил улыбку для белокурой малышки; она была одета в голубой с белыми полосами свитер без воротника, с закатанными до локтя рукавами, и на ней были беленькие носочки и туфли на толстых каучуковых подошвах. Она была миленькая. С хорошо развитыми формами. Под рукой это, наверное, ощущалось как зрелые сливы. Она была без лифчика и соски ее вырисовывались сквозь шерстяную ткань свитера. Она тоже мне улыбнулась.

– Что, жарко? – высказал я предположение.

– До смерти, – сказала она, потягиваясь.

Под мышками у нее проступили пятна от пота. Это произвело на меня определенное действие. Я поднялся и бросил пять центов в щель автоматического проигрывателя, который стоял там.

– А потанцевать смелости хватит? – сказал я, приближаясь к ней.

– Ох, вы меня убьете! – сказала она.

Она так ко мне прижалась, что у меня перехватило дыхание. От нее пахло, как от чистенького младенца. Она была тоненькая, и я мог дотянуться до ее правого плеча и правой руки. Потом я двинул руку опять вверх и скользнул пальцами ей под грудь. Другая пара смотрела на нас и тоже принялась танцевать. Это была уже поднадоевшая песня Дайны Шор «Прогони летящую муху». Она подпевала без слов. Официантка оторвала нос от своего журнала, увидела, что мы танцуем, и вновь погрузилась в чтение.

Под пуловером у малышки ничего не было. Это сразу чувствовалось. Хорошо бы, чтоб пластинка уже кончилась, еще две минуты, и я имел бы просто неприличный вид. Она оставила меня, вернулась на свое место и посмотрела на меня.

– Для взрослого вы неплохо танцуете…, – сказала она.

– Это меня дедушка научил, – сказал я.

– Чувствуется, – насмешливо бросила она. – И на копейку не сечете.

– ВЫ меня, конечно, наколете в том, что касается джаза, но я могу научить вас другим штучкам.

Она полуприкрыла глаза.

– Штучкам, которые умеют взрослые?

– Это зависит от того, есть ли у вас способности.

– А, вижу, куда вы клоните… – сказала она.

– Вы, конечно, не знаете, куда я клоню. Есть у кого-нибудь из вас гитара?

– Вы играете на гитаре? – сказал мальчишка. У него был такой вид, будто он только что проснулся.

– Я немного играю на гитаре, – сказал я.

– Тогда вы и поете тоже, – сказала другая девица.

– Я немного пою…

– У него голос как у Кэба Кэллоуэя, – насмешливо сказала первая.

Ее раздражало то, что другие со мной разговаривают. Я тихонько дернул наживку.

– Поведите меня куда-нибудь, где есть гитара, – сказал я, глядя на нее, – и я покажу вам, что я умею. Я не стремлюсь к тому, чтобы меня принимали за В.-Ч. Хэнди, но могу наигрывать блюзы.

Она выдержала мой взгляд.

– Ладно, – сказала она, – мы поедем к Би-Джи.

– У него есть гитара?

– У нее есть гитара, у Бетти Джейн.

– Это мог бы быть Барух Джюниор. – Я зубоскалил.

– Ну да! – сказала она. – Он же здесь живет. Пошли.

– Мы туда отправляемся прямо сейчас? – спросил мальчишка.

– Почему бы нет? – сказал я. – Ей надо, чтобы ей вытерли носик.

– О’кей, – сказал мальчишка. – Меня зовут Дик. А она – Джики. Он указал на ту, с которой я танцевал.

– А я, – сказала другая, – Джуди.

– Я – Ли Андерсон, – сказал я. – Работаю в книжной лавке напротив.

– Мы знаем, – сказала Джики. – Уже две недели нам это известно.

– Вас это так интересует?

– Конечно, – сказала Джуди. – В наших местах не хватает мужчин. Мы вышли вчетвером, хотя Дик и протестовал. У них был весьма возбужденный вид. У меня оставалось достаточно бурбона, чтобы возбудить их еще немного, когда это понадобится.