Я родилась пятидесятилетней. Книга вторая
Шрифт:
Девушка замолчала, наслаждаясь звуками, а, может быть, специально раззадоривая моё любопытство, пока я не перестал играть и не усадил её к себе на колени, требовательно заглядывая в такие говорящие глаза цвета тёмного шоколада.
— Всё это… — её сердце ускорилось, пока она неуверенно подбирала слова, кусая губы. — Ты не должен был полюбить меня, Эдвард… Точнее, мне так кажется… Тебе было суждено влюбиться в нежную, неловкую девушку, скромно краснеющую от твоих комплиментов… Ты должен был написать ей колыбельную, которая бы растрогала глупышку до слёз… Ты должен был видеть в ней милого, храброго морского котика, который бы терял
— Как пума мог спутать милого морского котика и вероломного, немного вредного песца?
Пока я с трудом пытался представить себе образ той девушки, которую мне пыталась напророчить любимая, в наш тет-а-тет вмешался вернувшийся из гаража Эмметт:
— Морские котики, черепахи, песец, пума… Дочка шерифа, ты выкурила энциклопедию животных? Имей в виду, я не согласен на сопливую краснеющую сестричку, которая не поймёт и половины моих шуток.
Белла закатила глаза:
— Эмметт, я хотела мягко и плавно перейти от фауны к пестикам и тычинкам, ты опять всё испортил! — в громком шёпоте Свон звучало наигранное возмущение.
— Ааа, ну, да… Эдвард любит долгие прелюдии… — брат понятливо кивнул и легко подыграл ей. — Понял, принял, испарился…
Исчезая, Эмметт громко подумал о том, что благодарен мне за этот выбор. Хотя он бы простил Белле даже скромность за один тот первый снежок, который она метко метнула мне в голову вместо официального знакомства.
— Чему ты улыбаешься? — Белла опять закусила губу, кажется, что она даже не заметила этого короткого перерыва на шутки с Эмметтом.
Для неё основная тема не менялась… Мне всегда было смешно сравнивать мышление любимой со среднестатистически женским. Её невозможно было отвлечь, если тема действительно её волновала. Уловки не работали. Она их просто не замечала.
Однако самой ей были не чужды некоторые чисто женские хитрости, которые она беззастенчиво пускала в ход, если чего-то желала. Мне оставалось лишь сжимать зубы и задерживать дыхание, когда она вытворяла подобные фокусы со мной, и без того готового выполнить любой её каприз.
Я представил более скромную, более неловкую версию любимой… Точнее, попытался это сделать, так как в последнее время её образ всегда ассоциировался у меня с гордой осанкой, танцующей походкой и смелым прямым взглядом, который отшивал меня почти месяц, заставляя с исступлением штурмовать эту неприступную крепость, возрождая во мне всё человеческое, мужское… Чудовищно настойчивое…
Ценил бы я свою любовь так же, если бы не было того месяца борьбы не с собой, с Ней за её сердце?
Я не хотел думать об этом. Тем более, когда держал Беллу в своих объятьях, зная: моя победа не стала легкой…
— Хочешь сказать, что я должен был влюбиться не в тебя, а в Анжелу Вебер?
Любимая покачала головой, как будто я совсем не понял её.
— По характеру, возможно… Представь, что ты не слышишь её мысли, что она пахнет, как я, выглядит, как я…
И я бы её съел…
— Но неловкая, как Бо? — уточнил я вслух, с трудом рисуя этот образ в своём воображении.
Всё, что связано с Квоном, вызывала во мне устойчивое раздражение, жажду разрушения и отторжение.
Точно бы, съел… Без помощи того злополучного кондиционера, который
— Да! — её восторгу не было предела, кажется, я нарисовал именно тот образ, что она видела в своей голове.
Помолчав немного, я представил свой ужас и свою растерянность, когда вместо умопомрачительно смелого, страстного ответа на свой поцелуй я бы получил обморок любимой… Или сколько проблем и головной боли мне доставила бы невезучесть Квона, воплощенная в Белле, учитывая, что этот парень мог легко пораниться и упасть на ровном месте. Помножив вышеперечисленное на принимаемую даже сейчас в расчёт хрупкость человеческого тела и свои страхи о безопасности Беллы, я понял, что сошел бы с ума, если бы не контролировал каждый шаг и жест любимой. Девичьи слёзы счастья, возможно, и были трогательно милыми, но я содрогался от мысли увидеть слёзы на щеках Беллы… Я помню, как она плакала из-за отъезда этого щенка… Нет… Её сияющих восхищением глаз мне всегда будет достаточно!
— Ну… И за что ты так со мной? — спросил я спокойно, не понимая, чем навеян этот глупый образ, который любимая противопоставляла себе.
Она улыбнулась, но как-то невесело. Я бы многое отдал за то, чтобы сейчас прочесть её мысли.
— Мне кажется, что такая пара выглядела бы органичней, чем наша с тобой… — попыталась она донести свою позицию, осторожно подбирая слова. — Я постоянно куда-то бегу, что-то обсуждаю, чем-то озабочена… Ты не отдыхаешь рядом со мной…
Я рассмеялся и напомнил ей, что как вампир не нуждаюсь в отдыхе, а последние семьдесят лет я только и делал, что «наслаждался» размеренным существованием без лишних проблем, стремлений и переживаний.
— То, что я не слышу твоих мыслей, является для меня постоянной пыткой наравне с жаждой, Белла. Но благодаря твоей деятельной и открытой натуре, я хотя бы могу догадываться, что иногда творится в этой милой головке, — я поймал её лицо в ладони и с наслаждением прочертил губами линию скул.
Вдохнув божественный аромат кожи, я, словно завороженный, склонился ниже, поймав губами участившийся пульс на шее. Молочно-белая кожа порозовела, а дыхание любимой стало восхитительно хриплым… Прокладывая дорожку обжигающе-холодных поцелуев ниже, к манящим ключицам, лаская руками талию, вычерчивая узоры трепещущими пальцами, я пытался сам не застонать оттого, как сидящая на моих коленях девушка всем телом прижималась к моему… Боже… Одежда не спасала… Трение и жар сводили с ума, запах пьянил, а полувсхлип-полустон, похожий на моё имя, сорвавшийся с её дрожащих губ, уничтожил последние остатки разума.
Резкий, нестройный звук, с которым рука Беллы ударила по клавишам, отрезвил нас обоих. Мы смотрели друг на друга ошарашенными от собственного безрассудства глазами, в которых читался обоюдный голод. Справившись с внутренним зверем, который был чертовски против нашей остановки, я попытался успокоить дыхание, игнорируя пожар в горле и восхитительный румянец любимой.
Господи, только утром я обещал себе быть осторожным!
Не успел я похоронить себя под чувством вины, как мисс Свон, чуть покраснев, взяла всю вину на себя и ловко сменила тему: