Я родилась пятидесятилетней...
Шрифт:
Роб вызвался проводить меня, хотя обычно редко посещал эти богемные мероприятия.
Стоило нам зайти в главный зал, как мне показалось, что я сейчас не только ослепну от внезапной фотовспышки, но и оглохну, потому что совсем рядом со мной вдруг прогремел гром знакомых голосов:
— Сюрприз, Белла!
— Господи, это что такое? — я ошарашенно обводила взглядом толпу улыбающихся друзей…
Морти, Сальва, Данка, Шарль, Аюши, Зарина…
Кальяс выдавил из себя смущённый смешок, сдав организатора этого чудесного безобразия:
— Ну, твой дед ждал тебя и готовился. Ты думаешь,
Я захохотала, а со всех сторон послышались такие же счастливые визги-писки, сквозь которые прорывался не менее весёлый голос Кальяса, предупреждавшего всех, что у меня больная рука.
Здоровяк Морти первым попытался стиснуть меня в объятьях, но его кроха жена Сальва ущипнула его пониже спины и тут же расцеловала меня в обе щеки. Я же с удивлением и восторгом заметила её заметно округлившуюся фигуру, которая мягко намекала на будущее прибавление в их весёлом и дружном семействе.
Данка, накручивая прядь на палец, быстро щебетала что-то про шикарный новый бар возле её дома, в который нам всем непременно нужно зайти. В другой руке эта девушка, которая прекрасно чувствует себя, только если она подшофе, держала бокал с шампанским.
Шарль, со своим грассирующим «р», восклицал, как шерочка в моём лице хорошела:
— Tu es tomb'ee amoureuse? — спрашивал он меня, как будто бы влюблённость могла объяснить любые перемены, что произошли во мне.
— Конечно, давно и взаимно, mon cher, — улыбалась я ему. — Я люблю жизнь и влюблена в неё! А как же её не любить, когда у меня есть все вы?
Скромная Аюши молчаливо улыбалась, но и в её глазах я видела, что она по мне скучала. Рядом с ней стояла Зарочка, в её взгляде читались тысячи вопросов, которые она хотела задать мне… Конечно, не сейчас, но я обязательно поделюсь с ней новостями.
Почти все мои друзья, которыми я обросла в свои редкие приезды в Нью-Йорк, были рядом. Я благодарно, но понимающе улыбнулась деду:
— Доктор Форстрид с женой не смогли приехать, да?
— Мардж не дозвонилась до них… — Роб беспомощно развёл руками.
— И до миссис Хьюманд с её братом… — многозначительно протянула я, её брат был эндокринологом, так что понятно, почему «Мардж не дозвонилась до них».
— Кажется, я слышал, что они уезжали из города, хотя, возможно, это просто слухи…
По моему деду плачет сцена. Такой талант. Но я была рада даже этому, не надеясь организовать самой такую встречу…
— Белла, пойдём, ты должна это увидеть! — Кальяс повёл меня в сторону портретов.
Свой я заметила очень быстро. Наброски были сделаны ещё шесть лет назад. Помню, как Шарль увидел моего Тутти, и его буквально сшибло с ног вдохновение. Он заболел готикой, модой конца восемнадцатого века, а когда я подарила ему томик Энн Райс, он сказал, что теперь-то понял, как нам с дедушкой удаётся выглядеть так молодо, а потом попросил меня стать натурщицей для одного портрета. К сожалению, мы с ним повздорили, так как для его творчества я нужна была всегда, как только его посетит вдохновение, а моё время в городе было крайне ограниченным. Короче, работа была заброшена, но наброски я помнила… и хорошо…
Маленькая фигура девочки
— Мой Тутти…
Оглянувшись на друзей, я внезапно захотела, чтобы к ним присоединился ещё кое-кто. Тот, кто наверняка был занят, кому не было дела до моих личных, почти детских переживаний и спонтанных желаний. Но я вдруг захотела ответить ему, кто такой Тутти, хотела показать ему эту картину, в которой Шарль так тонко передал мои метания…
— Тебе нравится? — Савойарди с тревогой ждал моего вердикта.
Смешно, мне нравились все его картины. Но эта рискует стать на один пьедестал с той первой картиной корабля в моём сердце.
— Мне не нравится, я в восхищении, — поспешила заверить художника, рукой нащупывая мобильник. — Ты проделал титаническую работу, mon cher, учитывая, какая вредная модель тебе досталась.
— Все музы неуловимы, дорогая! Эта выставка имела успех, многие, кстати, интересовались этой работой, но я всем отказывал, поясняя, что эта не продаётся.
— Что, даже мне не продашь? — с иронией спросил Роб, уверенный, что всё материальное имеет свою цену.
Начавшийся спор и начало шутливых торгов за очевидный мой подарок, который я всё равно оставлю здесь, я слушала вполуха. Пальцы нашли нужный номер очень быстро. Слова калейдоскопом вертелись в голове… Кнопка вызова… Без подготовки, как в омут с головой. Но честно. Откровенно. А вдруг он будет таким же? Вдруг эта маленькая откровенность всё решит? Что, если он мне откроется? Приедет?..
Гудки… Сердце замедляется. Как будто холодеет. На что ты надеялась? Думала, что он бросит все свои дела и ответит на твой звонок? Да кто ты такая?
— Алло? — красивый женский голос на том конце показался таким неожиданным, что я едва не выронила трубку.
Возможно, я ошиблась номером? И как бы ответом на мое сомнение моментально поступило объяснение от сладкоголосой незнакомки:
— Простите, но Эдвард не может подойти к телефону… Он вышел… Ему что-нибудь передать?
Мне внезапно стало нечего ему передавать. Позыв к искренности был жестоко задавлен внутренним рационализмом. Никому ты ничего не расскажешь. Никогда. Живи с этим и раскрывай чужие тайны себе на радость.
— Нет, спасибо, ничего. Я случайно набрала его номер.
Мои слова звучали ровно, беспечно. Гордись, дедушка, я умею прекрасно врать.
С искренней и веселой улыбкой я обернулась к друзьям:
— Итак, после того, как я просмотрю всю эту красоту, я предлагаю проинспектировать новый бар по наводке Данки…
— О, там просто шикарный абсент! — воскликнула девушка.
— А для маленьких и непьющих у меня завалялась бутылка русского тархуна, — заговорщическим шепотом просветил меня дедушка, подмигнув.