Я родилась пятидесятилетней...
Шрифт:
Из её речи я выделила главное:
— Вы с Эдвардом в ссоре?
Клянусь, они выглядели, скорее, как два опытных покериста, которые пошли в олл-ин на чистом блефе, а теперь иронизировали над друг другом, вскрыв карты. Если так они ведут себя, поссорившись, то мне страшно представить, что они творят, дружно скооперировавшись.
— Элис преувеличивает. Мы, точнее сказать, поспорили, — Эдвард припарковал машину на обычном месте и теперь демонстративно, не отрываясь, следил за секундной стрелкой на наручных часах.
Дождавшись неизвестного «часа икс» и удовлетворённо цокнув,
— Белла, прости меня за вчерашнее. Я ни в коем случае не хотел тебя обидеть. Но всё-таки мне кажется, что сначала человечество должно убедиться в том, что генетические модификации растений и животных не приводят к фатальным последствиям, а потом уже переносить опыты на людей.
Я моргнула, мой мозг немного буксовал с недосыпа:
— Забыли. Я понимаю, что дала повод думать обо мне, как о докторе Франкенштейне — семнадцатилетние девушки редко обсуждают хирургию.
— Да, чаще сумочки, — на свою шутливую реплику вампир получил полный негодования взгляд сестры и её еле слышное шипение.
Я улыбнулась, радуясь тому, что между нами всё по-прежнему, и не удержалась от маленькой шпильки.
— Кстати, Эдвард, что ты думаешь о победительнице литературного соревнования виллы Диодати на Женевском озере?
— Думаю, Мэри Шелли выиграла лишь потому, что Байрон был не в настроении писать на сверхъестественную тему что-то длиннее короткого эссе.
Попался!
— Джон Полидори со своим «Вампиром» составили единственно возможную конкуренцию «Современному Прометею», не так ли? — невинно спросила я, привычно подавая собеседнику руку.
Пальцы вампира дрогнули, маска беззаботности трещала по швам. Я буквально слышала этот позорный скрежет, наслаждаясь мгновением.
— Джон Полидори вряд ли прославился бы своим рассказом, если бы не имя Байрона, под авторством которого вначале печатался «Вампир».
Я прищурилась, со скрытым негодованием наблюдая, как быстро Эдвард взял себя в руки. Нет, так неинтересно… Вы, милок, слишком быстро привыкли к моим намёкам. Где страх в глазах? Где растерянность? Уже не чувствуешь дрожь в коленках?
Ай-яй-яй!
Подавив порыв потереть в предвкушении собственной забавы лапки, я приготовилась доказывать вампиру, что не состою в комитете по гуманизации общественных взаимоотношений… И наш день закрутился с прежним азартом, как будто старый черно-белый телевизор «Радуга» заменили на новейший цветной, подарив к нему спутниковую тарелку в придачу. Мой личный Discovery Channel в лице упыря-вегетарианца терпеливо просвещал меня на интересующие темы науки и истории.
Но несмотря на весь мой энтузиазм на переменах, моё тело позорно стремилось ко сну. На уроке английского я почти уснула, очнувшись от дремоты, только услышав свою фамилию. Мистер Мейсон просил высказать своё мнение о Джеффри Чосер, я, маскируя зевки, с умным видом похвалила его так называемый «итальянский период творчества», в котором он откровенно заимствовал идеи Данте и Боккаччо… Больше меня на литературе не спрашивали.
Элис на химии села рядом, и скучно мне в её компании не было. Закончив с легкой лабораторной, сестра Эдварда ещё раз попыталась уломать
Элис же внезапно оставила свои попытки уговорить меня, видимо, предвидя их тщетность. Передав меня с рук на руки Эдварду, ясновидящая помахала нам ручкой, упорхнув на следующий урок. Я же почему-то почувствовала, что своим, пусть и мысленным, планом, сдала Элис все явки и пароли. Или это заразная паранойя, которую я подхватила от вампира? Хотя, если мы с Элис случайно встретимся в городе, то мой диагноз рискует перейти в клиническую форму…
Остальные уроки пролетели, как одно слепое пятно для моего усталого мозга. Джессика была как никогда молчалива и за всю тригонометрию и испанский не подавала в мою сторону признаков жизни. Хотя, возможно, я проспала их, научившись внезапно спать с открытыми глазами.
Да, отвыкла я от нарушений режима, помнится в сессии…
Так-с, звонок с испанского прозвенел слишком быстро, так что моё подозрение в том, что я сплю, не отрывая задумчивого взгляда от доски, сформировалось в чёткое убеждение. Скинув вещи в сумку, я, позёвывая, направилась к выходу, где меня поджидал привычный вампир.
— Белла, ты едва ноги переставляешь, может быть, стоило выспаться? — не выдержало сердце поэта, когда моя челюсть в очередной раз хрустнула по дороге от смачного зевка.
— Сон для слабаков, парень. В мире столько всего непознанного и интересного. А человеческий век… — я подавила очередной зевок, из-за чего на мгновение стала похожа на человека, изо рта которого вот-вот вылезет что-то потустороннее, — короток и не совершенен: ведь треть бесценной жизни мы проводим в беспамятном состоянии, полностью порабощённые собственным подсознанием. Вот скажи мне, почему эволюция, создавая человека, не создала его мозг по прообразу дельфина? Одно полушарие головного мозга во время сна получает полноценный отдых, второе же продолжает бодрствовать, потом наоборот, а потом бодрствуют оба. И по факту они отдыхают, но не отключаются, как люди.
Кажется, я сегодня уподобляюсь тем самым дельфинам. С одной стороны я симулирую почти предобморочное состояние, а с другой — цепко отслеживаю реакцию подопытного, гадая, подобны ли вампиры этим морским существам?
— Зато человек, полностью порабощённый собственным подсознанием, способен видеть сны, Белла, — мягко возразил мне Каллен, лёгким движением руки помогая мне вписаться в поворот.
Боже, ещё чуть-чуть — и я начну запинаться, как книжная Белла. Нет, сон, конечно, зло, особенно при дефиците времени, но зло необходимое. Я взяла лишь воду, опасаясь прилюдно упасть лицом в обед. Увы, кофе в школьном кафетерии не продавали. Я вздохнула, рассуждая, что можно заменить его крепким чаем, но решила, что последний урок вполне продержусь без лишних допингов.