Я родом из СОБРа
Шрифт:
– Да ладно тебе...
– Вот спроси у Звягинцева, он им задачу ставил. На «высотку» пойдут, там третий взвод загибается.
Кто-то негромко вполголоса разговаривал недалеко от Алексея, привалившегося к холодной неоштукатуренной стене подвала. Собровец не стал поворачивать голову и демонстрировать стальной блеск в глазах и неумолимую решимость, которая должна быть присуща спецотряду, где служат только офицеры. Он был занят другой задачей. Его начало слегка трясти, и Алексей уже понял, что это обыкновенный мандраж. Сейчас предстояло выйти на передовую и начать убивать людей, а это было не то же самое, что выходить на ринг против мастера спорта. У Чижова не выходил из головы труп, валяющийся на исчирканной
– Внимание! – раздался хриплый голос Звягинцева. В нем появились металлические нотки, чувствовалась военная «косточка». Он командовал. – Сейчас по вашей готовности мы открываем огонь, чтобы прикрыть ваше передвижение! Задача – проскочить на ту сторону улицы. Она простреливается. Постарайтесь сразу перебежать ее, не падайте за подбитый БТР, там снайпер уже все пристрелял. Вчера связиста убил, когда тот задержался... Где снайпер, никто не знает, скорей всего, он ведет огонь из глубины комнат, поэтому мы не можем его засечь. Сейчас мы накроем возможные точки его нахождения, и с богом... – Он помолчал и произнес: – Доложить мне о готовности!
– Так, Аслан первый, затем Николаенко, затем Сафар. Давайте, шевелитесь!
Влад начал группировать своих людей и буквально выстраивать их в очередь, хорошо зная физические возможности каждого. Алексея поставили ближе к началу строя, так как он не обладал резким стартом в беге, а это значило, что при его относительной медлительности он может попасть под пулю, когда снайпер их засечет.
– Ну все, – выдохнул старший группы и, никого не стесняясь, перекрестился. – Мы готовы, капитан! – громко крикнул он в темноту подвала.
– Давайте, ребята! – донеслось оттуда, и сейчас же вокруг воздух вздрогнул от грохота выпускаемых очередей.
Аслан пригнулся и бросился на испещренную пулями дорогу, как в воду. Он бежал грамотно, меняя направление движения, только тяжеленные деревянные ящики в руках слегка сбивали его быстрый полубег-полушаг.
Вслед за ним бросился следующий, а там подошла и очередь Алексея. По ним пока никто не стрелял, автоматы и пулеметы прикрытия вздымали пыль на облупившихся от выстрелов стенах противоположного дома без окон, пули щелкали и сверкающим рикошетом разлетались в стороны. Ничего не видя вокруг, смотря только себе под ноги и стараясь не спотыкаться, Чижов преодолел дорогу на одном дыхании. Сердце его бешено колотилось, пот заливал брови из-под «сферы», и стало вдруг очень жарко. Он привалился спиной к груде щебня и жадно хватал ртом воздух.
Когда дорогу перешла большая часть группы, их засек снайпер. Несмотря на плотный огонь, он выстрелил два раза и попал в ящик с цинками, который нес невысокий подвижный Хадис. Скорей всего, он метил в ноги, стремясь использовать излюбленный прием боевиков – «подбить» бойца и затем хладнокровно расстреливать подходящую к нему помощь. Но переходящий дорогу опустил ящик с груди, к которой он его прижимал, чтобы груз не тянул в сторону, к правой ноге, и этим спас себе здоровье – а возможно, и жизнь. Сильнейшим ударом его сбило с ног; собровец сориентировался моментально, не стал продолжать движение вперед, как того ожидал снайпер, а быстро развернулся на асфальте и бросился обратно. Еще одна пуля выбила асфальт там, куда по логике вещей должен был двигаться спецназовец, но его там не оказалось.
Маленький и жилистый Хадис, бросивший раскуроченный ящик посредине дороги, перемещался быстро. За пару секунд он оказался за разломанным снарядом углом дома и там уже громко выматерился по-балкарски от досады и переживания.
– Хадис! – громко заорал Влад, пригибаясь и прижимая ладони рупором ко рту. – Хадис! Все, возвращайся! Не надо к нам! Назад иди! – и в подтверждение своих слов энергично замахал правой
Алексей понимал Влада. Если сейчас дожидаться «переправы» оставшейся части группы через улицу, они теряют время и наверняка потеряют людей. Проще было двигаться дальше. Проводник, единственный из всей группы имевший черную маску на голове, уверенно двинулся вперед, уводя людей в разрушенные и заваленные разбитым кирпичом дворы.
До «высотки» добрались без приключений. Обматерив солдата, который дежурил у входа с пулеметом, и быстро убедив его в том, что они свои, собровцы поднялись на предпоследний этаж. Там их встретил сержант, мальчишка с воспаленными глазами и в разорванном солдатском ватнике. Он облегченно вздохнул, увидев ящики с патронами, и Влад тут же отвел его в сторону. Остаток дня прошел в вялой перестрелке, и Алексей несколько раз выстрелил в какие-то мелькающие на противоположной стороне улицы быстрые фигуры.
Ночью Чижов дежурил. Разведя огонь из разломанного паркета в глубине коридора, четыре человека поочередно грелись у маленького костерка, пламя которого металось из стороны в сторону и норовило потухнуть из-за постоянного сквозняка, гуляющего по разбитым комнатам без окон и дверей.
Алексей был старший в этой группе и контролировал наблюдение за прилегающей площадью, что облегчалось постоянно взлетающими осветительными ракетами, которые выпускались обеими сторонами. Он присел на корточки и закурил, привалившись спиной к стене. Бронежилет не сразу давал холоду возможность проникнуть под одежду, и можно было посидеть немного, вытянув ноги. Сна не было совершенно, хотя позади был довольно суматошный день. За окном периодически стреляли, но оживленного огня не наблюдалось. Один день пребывания на войне учит многому. Чеченцы и русские просто показывали, что они не спят и готовы к отражению любых неожиданностей. Активных атак ночью никто не предпринимал. К Чижову молча подошел солдат, присел рядом и вытянул над костерком грязные руки. Алексей подумал и решил что-нибудь съесть. Мысль о еде еще не приходила ему в голову. У него была в вещмешке пара сухпаев. Он с кряхтеньем (мешал бронежилет) повернулся к солдату боком и устало сказал:
– Возьми сухпай сзади.
Тот медленно расшнуровал завязки на вещмешке и вытащил небольшую картонную коробку, в которой находился обыкновенный солдатский сухой паек. Алексей ножом вскрыл банки и поставил боком к костерку, чтобы слегка подогреть. Солдат молча смотрел в огонь, и в его глазах прыгали оранжевые блики.
– Тебя как зовут? – нарушил молчание Чижов, ножом ворочая угли и продвигая банки подальше в огонь.
– Дайте закурить, – произнес солдат, как-то странно усмехаясь.
Алексей всмотрелся в его лицо. Позже он частенько встречал такое вот странноватое и отсутствующее выражение глаз у солдат, долгое время не выходящих из боевых действий. Они как будто жили в другом измерении, двигаясь и совершая свои действия автоматически, как роботы, и не проявляя никаких внешних эмоций. В свои восемнадцать лет они уже видели смерть товарищей и кровавую бойню, из которой не было возможности выбраться до конца службы. И хорошо ощущалось, что такой человек способен убить другого человека совершенно спокойно, а потом с аппетитом пообедать. Это не было спокойствием профессионала; скорей всего, такая реакция на окружающее была защитой подсознания, которое уже не выдерживало кошмаров действительности, блокировало ненужные эмоции и включало только те инстинкты, которые позволяли выжить на войне. Хотя и существовала опасность пренебрежения собственной жизнью (убьют так убьют, надоело уже все), что также было вызвано неимоверной физической и психологической усталостью вчерашних подростков.