Я рожу тебе детей

Ночь Ева

Лерочка потянула его в спальню. За руку, как строптивого малыша. И столько решительности сквозило в каждом ее движении. Целеустремленная. Настоящая. Его.

Он был далек от мысли на нее набрасываться, хотя желал именно этого: потерять голову и раствориться в Лерочке буквально, без остатка.

Она смотрела на него серьезно, но так отчаянно, что Олег желал только одного: успокоить ее, погладить по голове или плечу, шепнуть, что все будет хорошо.

Он потянулся за поцелуем, но Лерочка

положила ладонь ему на губы.

— Прежде чем это случится, я хочу сказать.

Он поцеловал ее ладонь, желая успокоить. Увлекся и перецеловал все пальчики, лизнул запястье, мурлыкнул, когда почувствовал, как она вздрогнула.

— Я серьезно! — шлепнула она его по губам — легонько и необидно.

Олег вздохнул:

— А я очень внимательно тебя слушаю, — но все же не удержался и провел языком по центру ее ладони, там, где кожа очень нежная и чувствительная.

— Для меня это впервые! — выпалила она тоненько.

На миг Олегу показалось, что он ослышался. Замер с прижатыми к ее ладошке губами. Прикрыл глаза, чтобы переварить услышанное.

Господи, а он ревновал ее ко всем столбам по имени Веня, Леха, Валера… Да ко всем, кто кидал заинтересованный взгляд на эту невыносимую девушку, что въелась ему под ребра и выкрутила все нутро.

— Напомни мне, сколько тебе лет? — спросил он. Голос его звучал хрипло и чужеродно в этой небольшой, очень девочковой спальне.

— Двадцать шесть. Ты временами ку-ку? Страдаешь амнезией?

— Временами у тебя такой удар, что сбивает с ног. В этот раз это нокаут, а не нокдаун. Можешь смело считать до десяти — не поднимусь.

Она вскинула голову так, что Олег залюбовался ее шеей.

— Тебя это пугает? — ах, как ему хотелось оставить поцелуй на ее гордом подбородке!

— Мне это льстит. А еще я чувствую себя пещерным человеком, который готов рычать: «Мое!». Оставь надежды, меня это не остановит, если ты решилась.

— Это не импульс, — заявила она чопорно. — Это осознанное решение.

В груди у Змеева взрывались петарды. Неизвестно каким чудом ему удалось от Лерочки отклеиться и сделать вначале шаг назад, а затем — два вперед. Она крутнулась на пятках и прожигала взглядом его спину. Будь у нее в руках нож, наверное, всадила бы его, не задумываясь, Олегу меж лопаток.

Хотя нет. Она для этого слишком человечная.

Олег сел на кровать и поднял на Лерочку взгляд. Выглядел он невыигрышно, потому что теперь она возвышалась над ним, а он… позволял быть себе почти у ее ног. Да что там… почти этого хотел.

— Главное, чтобы это не было жертвой, Лер, — проговорил медленно. — Ну, это как отдать сокровище, самое сокровенное, в первые попавшиеся руки, а потом всю жизнь сокрушаться. Я варвар, конечно, но не настолько. У тебя

есть возможность передумать, переиграть, выгнать меня. Я уйду.

— Какое благородство! — фыркнула она, чуть расслабившись, и плюхнулась рядом с ним на кровать. Не присела аккуратно, а именно плюхнулась — тяжело, неизящно.

Он вдруг подумал, как сожмет ее попу, и брюки мгновенно стали ему малы в том самом месте, где без конца поднимал голову жаждущий ее тела молодец.

— Если бы я хотела, то давно бы избавилась от этого досадного недоразумения.

Олег посмотрел на Лерочку с удивлением, не веря тому, что услышал.

— Когда тебе восемнадцать, — пожевала она нижнюю губу, прежде чем пустилась в объяснения, — девственность — это почти чистота и невинность, какой-то очень важный и нужный атрибут. Когда тебе двадцать шесть, — это уже атавизм и возможность схлопотать насмешки, недоумение и подозрения, что со мной что-то не так, раз я до сих пор никому не была нужна.

— Перестань говорить глупости! — получилось резче, чем Олег рассчитывал. Да он тут сдыхает, сидя рядом, а она какую-то чушь несет! — Я почту за честь быть первым, — получилось мрачно и немного пафосно.

— Спасибо, — на миг Лерочка прислонилась лбом к его плечу. — Я была почти уверена, что ты будешь непоколебимо идти к своей цели.

— Непокобелимо, — настала его очередь фыркать. — Чую, не последнюю роль в твоей затяжной невинности сыграл великий полководец подполковник Анишкин.

— Не думай, что он сидел драконом у моих дверей, — торопливо покачала Лерочка головой. — Все немного не так. Он не настолько зверь. Но у папы есть отвратительнейшая черта: он яростно критикует всех, кто имел неосторожность задержаться возле меня немного дольше, чем положено.

— И поэтому ты их списывала в утиль, не давая отношениям зайти слишком далеко, — прозорливо заметил Олег.

Лерочка вздохнула.

— Не совсем так, но да, это влияло.

— Какие аргументы он выдвинул против меня? Или не выдвинул, а одобрил, и поэтому ты решилась?

Лерочка снова отрицательно мотнула головой.

— Наверное, я в любом случае решилась бы. Вне зависимости от вердикта папы. Однажды настает момент, когда нужно и решать, и менять что-то. Еще до твоего появления я думала о том, чтобы изменить свою жизнь.

— Что тебя в ней не устраивало?

— Одиночество, — вышло у Лерочки как-то хрипло и горько. Сразу захотелось ее утешить, успокоить, сказать, что она не одна, но Змеев промолчал, пытаясь переварить все, что он услышал. — А ты как раз подходишь, — продолжила она чуть бодрее. — Без претензий, с договором. К тому же, я думала о тебе хуже, чем ты есть на самом деле. Приятно ошибаться.