Я рожу тебе детей
Шрифт:
— Ужинать будешь? — не стала потакать ему Лерочка, но излучала доброжелательность и ангельскую терпимость. У Олега так и чесались руки хотя бы подзатыльник отвесить наглому пацану, но руки распускать — последнее дело, поэтому он сдержался и от резких движений, и от высказываний.
— Буду! — не стал гордо отнекиваться Никитос и оживился. — Ужин — это хорошо, ужин — это замечательно, а то из-за вас с голоду можно помереть. Взбаламутили всех, дома только и разговоров, что о вас. Сплошные теории заговора да тайные совещания. Не дом, а пристанище злобных
— Руки мой! — прикрикнула на Никиту Лерочка и ударила пацана по наглым пальцам, что пытались ухватить кусок хлеба со стола.
Никита тяжело вздохнул, но подчинился.
— Юля с Юрой поругались, — доложил этот ценный кладезь информации с набитым ртом. Он вообще ждать никого не собирался. Продемонстрировал чистые руки — и к тарелке, как к барьеру. Ел так, будто его год не кормили. — А еще Юра с Андреем Юрьевичем по телефону разговаривал. С подполковником Анишкиным, — уточнил, будто тут никто не в курсе, кто такой Андрей Юрьевич. — Тоже орали. Точнее, Юра орал. Подполковник не знаю, — добавил он с сожалением.
Олег видел, как сердито блеснули Лерочкины глаза, а поэтому он успокаивающе погладил ее коленку под столом.
— Замолвить за вас словечко, что ли, — кинул наглый Никитос на Лерочку задумчивый взгляд. — А то отлучат вас от церкви и предадут анафеме, будете скитаться, как пилигримы, — ни одно приличное общество вас не примет.
— Сделай милость, благодетель, — не выдержал Олег.
— Не ради тебя, — метнул в него смертоносное копье глазами сын. — Ты для нас никто. А вот Лерочка — очень даже кто. Линка в воскресенье плакала. И каждый день ноет, потому что привыкла, что Лерочка часто у нас бывает. А в последнее время пропала. И ей не понятно почему. Как объяснить шестилетке, что Лерочка променяла всех нас на тебя?
— Может, потому что я не так плох? — невозмутимо заметил Олег. — Судя по всему, никто и никогда не мог упрекнуть Лерочку в плохом вкусе или в неумении разбираться в людях.
— И на старуху бывает проруха! — блеснул знаниями наглец. — Рано или поздно каждый человек вступает в дерьмо! От этого никуда не деться!
Никитос снова лез в бутылку и горячился. Его просто рвало на части — так хотелось наговорить гадостей. Нет, не это. Он мнил себя правдорубцем. И кого-то напоминал. Видимо, самого Олега. К счастью, с тех пор он вырос и надеялся, что покончил с заведомо ложной резкостью суждений.
С другой стороны, Никита свято считает, что прав. И Змеев пока ничего не сделал, чтобы как-то подняться в глазах сына. Он бы уже это сделал, если бы знал, что нужно сделать, чтобы победить этого гневного ежа, что сидел напротив и зло раздувал ноздри.
— Когда он бросит тебя с ребенком, не ной, — переключился Никитос на Лерочку. — А впрочем, ной, мы тебя в любом случае одну не оставим. Поддержим и все такое.
— Я не собираюсь ее бросать, — очень спокойно пояснил сыну Олег. — Я на Лерочке женюсь. И буду с ней в радости и горе до скончания дней своих.
Получилось как-то торжественно и мрачно.
Лерочка с испугом
— Ну вот как женишься — тогда и посмотрим, — поднялся он из-за стола, с сожалением обласкал взглядом бутерброд с зеленью и мясом, и почти гордо удалился. В последнюю минуту он все же вернулся и сцапал два бутерброда. — Это для Линки! — объяснил он. — Скажу, что от тебя!
Это, конечно, вряд ли — слопает, как только порог переступит, но кто его знает?
Лерочка поспешно сложила в пакет пироги. У нее они ничуть не хуже получались, чем у ее мамы.
— Погоди! — погналась она за Никитосом. — Пироги возьми! Не пробовал даже!
Юный мститель с гордым достоинством принял дань, снова обжег Змеева яростным взглядом и был таков.
И вот, спустя два дня, им все же выписали пропуск в рай. То есть в семью Вересовых.
— Вот и хорошо, — погладил он Лерочку по плечу. Он вообще обожал ее касаться. — Я тебя не подведу, обещаю.
Он уже клялся в этом. Но не помешает еще раз, чтобы она не тревожилась понапрасну. Как знать? Вдруг она уже носит их ребенка?..
Глава 52
— Что значит женишься? — спросила я Змеева в среду, как только Никитос ушел. — Мы вроде ни о чем таком не договаривались.
Он посмотрел на меня терпеливо-жалостливо.
— А как ты себе представляла наши дальнейшие отношения? Что я эдакий козел, как тут вещал Никита? Наделаю детишек и в кусты?
Никак я себе не представляла. Ну, то есть не свадьбу, а партнерство. Я потерла лицо руками, пытаясь переварить свалившуюся мне на голову информацию.
— Мы поговорим об этом позже, — мягко сказал Олег и взял мои ладони в свои.
Все понятно. Он женится, если я залечу. Логичный, вполне обоснованный ход. Хоть я бы предпочла без пышных фонтанов и кремовых башен. Точнее, вообще без них и без галочки в книге регистрации браков.
Мой ум противился заглядывать в будущее, я не хотела знать, что там, впереди, потому что слишком хорошо было сейчас. Лучше пока об этом не думать.
— Позже так позже, — улыбнулась я Олегу и потащила его в постель.
Я роковая женщина, что хочу, то и делаю.
В пятницу Юля позвонила сама и пригласила в гости. Это была нелегкая неделя, когда хотелось плюнуть и набрать знакомый номер телефона, закидать подругу вопросами и расспросить, как они там. Впервые в жизни я не поддалась эмоциям и не стала делать то, что хочу. Я желала, чтобы у нее было время подумать и решить: принимают ли они меня вкупе со Змеевым или отвергают, потому что Олег угрожает их спокойствию и благополучию.
Это был ход ниже пояса. Я это понимала. Что-то похожее на эмоциональное вымогательство. Ультиматум. И нельзя сказать, что я не мучилась моральной дилеммой. Я прекрасно осознавала, что встала на путь канатоходца, когда балансирование — это риск однажды сделать неверный шаг и провалиться в никуда.