Я русский
Шрифт:
Типа, пусть посидит мальчик, полюбуется.
Но ему-то все эти блестящие штуковины должны быть абсолютно по фигу.
Типа, как рыбе зонтик.
Ага.
Как потом выяснилось, насчет котяры и игрушек я реально косячил.
Они его очень даже заинтересовали.
В первый же день пару штук с елки лапами сбил, сволочь.
Вдребезги.
А потом еще и осколки сожрать попытался, хорошо еще, что я недалеко от этого елового побоища тусовал.
Хрен его иначе знает, чем эта байда могла закончиться.
Стекло
Не хухры-мухры…
…Запер кремового разбойника, несмотря на жалобный мяв, в дальней «родительской» комнате, старательно сначала подмел, а потом еще на всякий случай и вымыл пол, перевесил бьющиеся финтифлюшки повыше, чтобы лысая сволочь не допрыгнула.
А потом подумал – и снял их к чертовой матери.
Сложил в ящик, убрал в шкаф, выпустил кота, оделся и побрел покупать небьющиеся.
Есть и такие.
Для тех, у кого есть маленькие дети, я в Интернете недавно вычитал.
А мой кот, по сути, – тот же ребенок.
И один из немногих на этой планете, кого я реально люблю…
…Небьющиеся игрушки, конечно, были чуть менее красивыми.
Зато куда более безопасными.
Ну, да бог с ними.
Что-то я от основной темы отвлекся…
…А основной темой, неожиданно для меня, оказалась обычная зеленая елка.
Казалось бы, что в ней особенного?
А я зашел на елочный базар – и чуть от восторга не задохнулся.
Сразу вспомнил, как мы с отцом в детстве очереди за этим безобразием многочасовые отстаивали.
И покупали в результате, как правило, сразу две – такими они тогда были жидкими и осыпающимися.
Составишь их между собой, свяжешь как следует бечевкой, и вроде ничего.
Стоят.
«Снега» из ваты поверх игрушек набросаешь, гирлянды развесишь, «дождик» из золотистой и серебряной фольги аккуратно расправишь – никто и не заметит, что елочка-то «составная».
Зато – как пахли…
До сих пор помню.
Елки и мандарины – это, по-моему, и есть Новый год.
И еще – хрустящий снег под толстыми подошвами моих детских валенок.
А сейчас – ни снега нет, ни елки не пахнут.
Даже обилие мандаринов уже не радует…
…Выбрал пусть и не пахнущую хвоей, зато пушистую и густую датскую красавицу, приволок домой, установил неподалеку от телевизора.
И – сразу что-то в моей холостяцкой берлоге неуловимо изменилось.
Будто – замерло в ожидании.
Что случилось потом – с котом и стеклянными елочными игрушками, – я уже рассказывал.
Смешно, конечно.
Представьте себе: сидит, понимаешь, здоровый бритый бугай.
Морда – в шрамах, плечи – в татуировках.
И – чуть не плачет, так ему жалко разбившегося елочного шарика.
Хороший такой, понимаешь, шарик.
Красивый.
Хрупкий.
Как никому, кроме тебя самого, не нужные детские воспоминания.
Глава 15
Злату
Само собой – в Шереметьево.
Она же «Аэрофлотом» летела, как иначе.
Чехия, оно конечно, страна европейская и цивилизованная, но авиакомпания «Чешские авиалинии», продолжающая гонять в Москву изношенные советские самолеты, от этого лучше не становится.
И рейс, разумеется, прилично задерживался.
Они перед Новым годом всегда почему-то задерживаться начинают, ага.
Я уж и в ресторане посидел, и книжку почитал.
А он – все не прилетает и не прилетает.
И ведь не выпьешь, как назло.
Не снимешь стресс, так сказать.
За рулем.
А везти свою любимую девушку по заснеженной зимней Москве в состоянии «в легкое говнецо» – все-таки неправильно.
Наконец – объявляют.
И у меня тут же звонит, пиликает мотивом из «Doors» плоская коробочка мобильного телефона.
«Come on, baby, light my fire…»
– Алье-о-о…
– Здравствуй, – почему-то задыхаюсь, – Золотой. Прилетела?!
Смеется.
– Какой же ты глупый, Русский, – старательно выговаривает. – Не из воздуха же я тебе звоню, да?
У меня в груди – сразу же отпускает.
И я обретаю способность нормально мыслить и разговаривать.
– Понятное дело, не из воздуха. Это просто – фигура речи такая в русском языке. Ну, ты же филолог, в конце концов…
– Да-а-а?! – удивляется. – Я – да, филолог. А ты – врунишка, Дан. Ты просто очень меня ждал, поэтому растерялся. Ну, ничего. Подождешь еще немного, мне надо багаж получить: подарки тебе и твоим друзьям, купальники для Таиланда. Тебе придется носить…
– Ничего, – смеюсь, – донесу. Я у тебя здоровый.
– Да уж, ты у меня здоровый. Большой. Очень большой. Очень сильный. И очень глупый. И почему меня сразу к тебе не пускают? Или тебя ко мне. Я соскучилась…
И – снова смеется своим легким, серебристым смехом.
Мне кажется, что он у нее – какой-то совсем новогодний.
Как елочные игрушки.
И эти игрушки я не дам разбить никому, даже любимому кремовому коту с белой как снег грудкой и мягкими лапами.
Лучше сам разобьюсь…
…С Арамисом, кстати, Злата подозрительно легко подружилась.
Я даже немного взревновал.
Он у меня вообще-то парень своенравный.
И недоверчивый.
Скольких моих случайных подруг в свое время в кровь подрал, если они, с его кошачьей точки зрения, что-то в квартире неправильно делали.
А Злата просто вошла в мою холостяцкую берлогу, скинула отороченную мехом куртку, стянула черную шерстяную шапку, размотала длинный шарф и села на диван. И эта кремовая сволочь запрыгнула к ней на колени.