Я сделаю это сама
Шрифт:
И нужно было как можно быстрее понять, кто тут ещё что понимает и умеет.
А пока отправились вниз, в деревню и в порт. Поехал Дрю, потому что был договор про рыбу, и с ним солдаты – довезти потом ту рыбу наверх. Продукты через некромантскую изнанку мира не пронесёшь – протухнут. Поэтому придётся самим. Или хотя бы на телеге, телега в хозяйстве была, и кони тоже были.
Конь Анри звался Принц, это было смешно, но они с конём ладили. И когда встал вопрос – оставить его или взять собой, то правду сказать, не было вопроса. С собой. Потому что сколько уже
Анри всё ещё не уставал восхищаться теми красотами, что открывались сверху. Облака лежали ниже, прикрывали деревню, а над ними – синее небо, вершины гор, а их склоны будто зелёным бархатом обтянуты. И внизу – вода, невероятная водная гладь. И против кого здесь воевать?
Впрочем, он знал, что воевать случается в таких местах, по которым ни за что не скажешь, что в них может гнездиться какое-то зло. Поэтому – вперёд, и смотрим в оба.
Деревня по дневному времени выглядела пустынной, только совсем мелкие мальчишки бродились в большой луже. Увидели их, примолкли, рты разинули. Сверху, говорят, приехали. Ну да, сверху.
На пристани как раз разгружали рыбу из большой лодки. Дрю направился туда, велел своей десятке следовать за ним. Северин увязался туда же. Анри не пошёл – потому что зачем мешать человеку, который лучше него знает, как надо?
Огляделся… тьфу ты.
На камушке, подтянув колени к подбородку, сидела и смотрела на воду маркиза дю Трамбле. В унылом сером платье и простом чепце. В прежней жизни она бы такое и в руки не взяла, а сейчас – ничего, и взяла, и надела. Сидит, не шевелится. Черт побери, нет. Шевелится. Повернулась, уставилась в упор.
Со вздохом Анри спешился, негромко велел Принцу стоять смирно и направился к ней.
– Добрый день, маркиза, - и поклонился ей самым что ни на есть светским образом, будто они снова встретились на паркете королевского дворца.
18. Пикировка
18. Пикировка
– Здравствуйте, - я кивнула пришельцу.
Разговаривать, глядя на него снизу вверх, было очень неудобно, и я поднялась. То есть, попыталась, неуклюже оперлась о камешек, он оказался неустойчив и покатился под моим весом, и я сама тоже покатилась бы, если бы не оказалась подхвачена двумя руками. Нашла опору, встала. Взглянула на него.
– Осторожнее, маркиза. Сломать шею, свалившись с обрыва – не самая хорошая смерть. Особенно для вас, - мне мерещится, или он издевается?
– А что со мной не так? – поинтересовалась я.
Интересно же. Почему всем нормально шею свернуть, а мне – нет.
– Вы, наверное, полагали, что будете жить долго и счастливо за спиной нашего покойного величества. А потом – что не менее долго и счастливо, но уже без него. А теперь, наверное, собираетесь долго и счастливо
– Для начала, знаете ли, жить. Остальное опционально, - так ведь мы говорили со старичком-бурундучком.
– Тогда вам следует быть осторожнее. Здешние камни – не придворные паркеты.
В рожу ему плюнуть, что ли? Чего пристал-то? Да ещё и сам пришёл! Что он вообще знает о здешних камнях, этот красавчик? Один из приближённых генерала, что ли? Тоскует по далёкой родине, и срывается на всех?
– Ну вот и не приходите ко мне в следующий раз, - пожала я плечами. – Чем я вам тут помешала?
– Вы отлично иллюстрируете тезис об изменчивости женской природы и её способности приспособиться к чему угодно. Никогда бы не подумал, что вы так изумительно впишетесь в здешний пейзаж.
– Вы тоже неплохо вписались, - светским тоном заметила я. – Зря не пошли рыбу грузить – вашим сапогам отчётливо не хватает рыбьей чешуи. Она, знаете ли, изумительно сверкает на солнце. Вам подойдёт. Вашим сапогам – тоже.
Да-да, и лошадь ваша – дура. Или это конь? В смысле – жеребец? Что Женевьева умудрилась не поделить с этим вот… достойным кавалером?
– Вы так много знаете о рыбьей чешуе? – он глянул изумлённо. – Мне всегда казалось, что дамы, подобные вам, не представляют, откуда берётся провизия и как попадает к вам в тарелку.
Ой, загнул. Не бывает такого.
– Это вы по личному опыту говорите или так, сказки слушали? – ну смешно же, правда.
– Конечно же, по опыту. О том, как вас боялись королевские повара, знали даже на конюшнях.
Тьфу ты, и почему я ничего о нём не знаю? Тоже сейчас прикопалась бы.
– Так может быть, за дело боялись? – так-то меня и некоторые собственные сотрудники, говорят, боялись, не только какие-то там мифические повара.
Болтали – я злющая, внимательно выслушаю, а потом всё равно укажу на недостатки в выполненной работе, если увижу. И не приму во внимание, что люди, гм, старались. Мало ли, что сроки завалили, или не завалили, но накосячили по самое не балуйся. Они же любя, с чистым сердцем и вообще старались. А тут я – страшная и злая.
– Говорят, нужно быть снисходительным к ближнему своему, - смеялся он.
– Так прислушайтесь, - пожала я плечами. – Отчего же вы не желаете стать ко мне снисходительным?
– Так и я несовершенен.
– Вот с того и начните. Сами-то давно в последний раз рыбу чистили? Если что, я – позавчера.
Потому что совесть грызла, грызла и догрызла. В итоге я жарила рыбу – в муке, чуток присыпанную здешней крупной солью, невероятно вкусную. Жаль, перца нет, чёрного, горошками или молотого, горошки я бы размолола сама, а молотым просто посыпала. Но и так съели с урчанием, потому что вкусно получилось. Трезонка бурчала, что не может такого быть – маркиза стоит со сковородкой, а Марьюшка ей говорила – дура ты, Трезон, они с королевой-покойницей и пирожные пекли, и овечек пасли, и кашу для его величества варили. Вот так. Интересно, овсянку варили или что другое?