Я — следователь
Шрифт:
— Да будь у меня золото, я бы сдал его на пользу страны, что и вам советую.
Копытовы испуганно пригнулись над столом, как бы уменьшаясь в размерах, а Николай продолжал:
— А вещички? Вещички мне самому не нужны, хочу стариков своих отблагодарить, хотя они не особенно охочи до подарков. Да и в деревне у нас сейчас много вдов и сирот, так что все сгодится. А у вас и своего хватает. Не дом, а вещевой склад...
Наутро все проснулись разбитые, хмурые, молчаливые. Копытов-старший вышел во двор запрягать
— Возьми, может сгодиться.
Алексей молча опустил нож за голенище, не соображая с похмелья, для чего он может сгодиться.
Старик без разговоров повернул коня на зимник.
— Что, батя, разве сейчас здесь есть проезд? — равнодушно бросил Алексей.
Старик, не отвечая, понукал коня.
У Алены отведали тарасуна. Тоска, которая с утра глодала душу Петренко, постепенно развеялась, потянуло на беседу с Алексеем. Захотелось уточнить детали вчерашнего разговора.
— А что, Алешка, правда у вас есть золото? — спросил Николай.
— Есть, — неохотно подтвердил Копытов-младший.
— И много?
— Да точно не знаю, — уклонился от прямого ответа Алексей.
— А откуда оно? — настойчиво допытывался Петренко.
— Да еще со старых времен, от прадеда, деда, которые давно поселились в этих местах.
— Ну и зачем оно вам?
— Золото есть золото, — ответил Алексей односложно.
— Послушай, Алешка, неужели мы для того с тобой честно работали, чтобы потом копить золото и превращаться в кулаков-мироедов? Сдать его нужно! — убежденно закончил Петренко.
Копытов-старший, сидя на телеге и лениво подергивая вожжами, внимательно прислушивался к разговору, его большие уши напряженно шевелились. Неожиданно он объявил остановку и предложил перекусить. На свет опять появилась бутыль, но Николай пить наотрез отказался. Копытов же хлестал стакан за стаканом и подавал его Алексею. Глаза у обоих налились кровью, ноздри раздулись, лица приобрели какое-то хищное выражение.
Насытившись, старик отбросил стакан в сторону и неожиданно обратился к Николаю:
— Что, соколик, наше золотишко тебя интересует?
— Интересует, — спокойно ответил Петренко.
— И сдать его предлагаешь? — уже с угрозой спросил Копытов.
— Конечно, нужно сдать.
— А знаешь ли ты, что наши родители и, может быть, даже я сам не одного лишили живота за это богатство? — хищно ощерился Копытов-старший.
«Ну, чисто волк», — подумал Петренко, а вслух заметил:
— Времена сейчас другие, а старые не вернутся, так что это богатство вам больше не понадобится.
— У-у, голоштанники! — злобно заревел Копытов. — Все отняли и хотите это заграбастать? Зарежу!
У него в руке блеснул длинный обоюдоострый кинжал.
Петренко медленно преодолевал стальную пружину мускулистой руки, и наконец кинжал, упав на камни, приглушенно звякнул. Николай быстро наклонился и поднял его за лезвие. В это мгновение предательский удар ножом в спину прожег его насквозь. Удивленно расширив глаза, он повернулся и в упор взглянул на Алексея, который поспешно отскочил в сторону. Николай вытянул руки вперед, выронил кинжал, сделал шаг, другой, как бы стремясь обнять Алексея, и упал ничком на теплые, нагретые молодым утренним солнцем камни. Озверевший при виде крови старик Копытов подхватил кинжал с земли и стал наносить упавшему сильные удары в спину.
Копытов-младший, отбросив в сторону длинный сапожный нож, закрыв лицо руками, глухо зарыдал и упал на колени. Хмель мгновенно улетучился у него из головы.
Завершение этой истории, порожденной безудержной алчностью, которая, в свою очередь, была подогрета мутными потоками сивухи, протекало в одном из кабинетов районной прокуратуры. Единственными ее зрителями были прокурор Рылов, проводивший очную ставку между отцом и сыном Копытовыми, и сотрудник уголовного розыска лейтенант милиции Чернов.
Казалось, что после признания в душе Копытова-младшего отказал какой-то сдерживающий рычаг. Из мрачно-безразличного он превратился в горячего, нервного. Волнуясь, Алексей снова и снова уточнял подробности убийства, будто стараясь освободиться от кошмарных воспоминаний. А может, боясь сурового наказания, он думал хоть как-то облегчить свою участь.
Копытов-старший не подтверждал, но и не отрицал факты, о которых рассказывал его сын. Он вообще не отвечал на вопросы следователя, а на Алексея смотрел мрачно и осуждающе. Но под этим взглядом сын распалялся еще сильнее.
— Ненавижу весь наш разбойный род! — захлебываясь, крикнул он.
— Щенок, — презрительно бросил старик и отвернулся к стене.
— Зачем нам это золото?!
Копытов-старший не выдержал:
— Бог с тобой, Лешенька, какое золото?
— Покажу все три места, где оно спрятано, покажу! — Алексей почти забился в истерике.
— Будь ты трижды проклят, если это сделаешь. — Старик поднялся со стула и, с ненавистью глядя на сына, сжал огромные кулаки. Даже перед грозящим суровым наказанием он не мог допустить мысли, что потеряет свое бесполезное богатство.