Я слежу за тобой
Шрифт:
Мелани макает палец в кофейную пенку.
– А мне объяснять все это инспектору Недоумку… Ты прав. Скорее всего, тролль. Только инспектору не понравится, что его не поставили в известность.
– Непохоже, чтобы он серьезно продвинулся.
– Заносчивый зануда. Выглядит лет на двенадцать. Хорошо бы, хоть вполсилы работал – так он, похоже, отвлекся на какое-то убийство в Сохо. И считает меня своим персональным водителем,
– Ты могла бы не вдаваться в подробности, когда будешь передавать открытки? Отмазать меня.
– То есть не упоминать твое имя?
Мэтью наклоняет голову и строит щенячьи глазки.
– В сотый раз повторяю: ты должен был остаться в органах.
Мэтью не отвечает. Мелани – одна из немногих, кто знает, почему он на самом деле ушел из полиции.
– Ну, колись. Что ты нарыл на эту мать, Мэтт? Офицер по связям с семьей считает, что она чиста.
– Я тоже. Вряд ли это ее работа. Я говорил о злобных посланиях, и она называла их письмами, а не открытками. И все же что-то здесь не так, Мел.
– О чем ты?
– Она делала вид, что хочет позвонить мужу, а по языку ее тела я читал, что она вовсе не хочет, чтобы он приходил. Немного странно…
Мелани снова щурится.
– Так что с родителями? – спрашивает Мэтью. – Они оба чисты? И что дало телеобращение? Есть польза?
– Давай лучше обсудим, каким ты станешь отцом. Это куда интереснее.
Глава 13
Свидетельница
С Люком-младенцем мне необычайно везло, хотя сначала я этого не понимала: не с чем было сравнивать.
Честно говоря, я ожидала, что не смогу продолжать работать. Когда беременность близилась к завершению, меня засыпали страшными предостережениями.
«Готовься, – говорили мне. – На себя времени не останется. Некогда будет даже ванну спокойно принять».
И так далее.
«А когда станет легче?» – донимала я, как сейчас помню, подругу – мать трех девчонок. До появления Люка оставалось недели две, и ответ подруги я никогда не забуду: «Ах, Элла, легче не станет никогда. Вот подожди подросткового возраста…»
В тот день, вернувшись домой, я ревела и ревела, накручивая себя, что цветочный магазин придется продать.
Но знаете что?
Все предсказания и близко не были похожи на правду.
Отлично помню, какая паника охватила
«Тони, где ребенок? Куда я дела ребенка?»
И поразительно быстро все улеглось.
Люк оказался спокойным улыбчивым младенцем. Легким ребенком. Моя мама приезжала посидеть; я пользовалась ее помощью, чтобы как-то держать магазин на плаву, а к десятой неделе Люк привык спать всю ночь.
Он относился к тем детям, которые, если сыты и умыты, прекрасненько занимают сами себя. Я могла положить его на циновку, под детский мобиль-карусельку, и он улыбался и агукал.
– Ты была другой, – говорила мама. – Это у него от отца.
Благодаря невозмутимости Люка я начала работать в магазине гораздо раньше, чем собиралась. Мы укрепили на потолке крючок, и я купила сыну прыгучее креслице. Он часами сидел в своих маленьких качелях, качался вверх-вниз, наблюдал, как я собираю заказы, гукая на всех покупателей. Качнулся. Гукнул. Качнулся. Улыбнулся…
Мой прекрасный Люк прошел через ад, а я и понятия не имела. Я так отвлеклась, думая об Анне, о ее семье, о чертовых открытках, что не замечала того, что творится под носом. Не видела, как рушится жизнь моего бедного сына.
Я была потрясена, когда он наконец вывалил все. Опять же, какая наивность! Я даже не подозревала, что у них был секс…
– Ты готова, милая? – Тони стоит на пороге комнаты. – Люк внизу.
– Да. Конечно.
В гостиной я снова повторяю Люку то, что говорила столько раз за последние двадцать четыре часа. Что время сожалений и всяких «ах, если бы» прошло и пора смотреть правде в лицо. Напомнила ему, что теперь он не один. Если она захочет родить, мы окажем поддержку. Как семья. Люк не должен чувствовать, что они обязаны жить парой. Или остепениться. Они чересчур юны. Но он должен участвовать в жизни малыша. Оказать поддержку. Принять то, что произошло. А мы поддержим его. Их. Ребенка.
Люк бледен. Тони бледен. Интересно, только одна я думаю, насколько тяжелее сейчас родителям Эмили? Ей шестнадцать…
Конец ознакомительного фрагмента.