Я сплю среди бабочек
Шрифт:
Она права — переживу как-нибудь, лишь бы Юлиан был доволен. Что уж тут хитрить и увиливать: мне хочется услужить ему… купить его внимание? Возможно. Ведь в его истинную привязанность ко мне я так по-прежнему и не верю, но все равно позволяю себе надеяться на чудо.
В условленный час Юлиан звонит в двери нашей квартиры и целует меня прямо на глазах у восхищенной Изабель, которая — я замечаю это боковым зрением — почти в полуобмороке от восторга. Интересно, что было бы, поцелуй ее мой Юлиан на самом деле? Умерла бы от счастья… в буквальном смысле?
Прекрасно выглядишь.
Спасибо. В основном благодаря Изабель…
Юлиан
Дом Тимо Хертеля оказывается большим, расцвеченным фонариками бунгало, которое еще издалека вибрирует громоподобной музыкой, в разы усиленной мощными музыкальными колонками… Мой воспитанный на классической музыке мозг мгновенно испытывает приступ надвигающейся мигрени, которой мне после сегодняшнего вечера точно не избежать, и я крепче стискиваю ручку своего маханького клатча, опять же одолженного мне Изабель, чтобы взять себя в руки и не сбежать, так и не переступив порога этого дома.
Ну, ты как, готова? — спрашивает меня Юлиан, заглушая мотор своего автомобиля. — Думаю, все уже собрались — мы последние.
Мы опаздали? — пищу я полным паники голоском. И Юлиан высокомерно мне улыбается:
Герои не опаздывают, — менторским тоном провозглашает он, — они задерживаются… намеренно. — Потом берет меня за руку и тащит в сторону дома. Праведные небеса, я абсолютно не ощущаю в себе мужества для геройства! Я, в отличии от Юлиана, никакая не героиня.
После пары-тройки моих почти полузадушенных попискиваний, мы наконец-то оказываемся в доме, который взрывается именем Юлиана, как фейерверком — худосочная девица, в которой я сразу же узнаю виоланчелистку с третьего курса, про которую Изабель как-то сказала, что она хорошо управляется не только со своей виоланчелью, но и с другими — называть вслух которые я здесь не стану — «инструментами», устремляется к моему парню и повисает на его шее, словно мартышка.
Привет, дорогой, мы тебя тут все заждались, — перекрикивает она музыку своим высоким контральто. И только тут замечает меня… — О, Шарлотта, — округляет она свой розовый ротик, — рада тебя видеть.
Весь ее вид демонстрирует абсолютно противоположную эмоцию, но я делаю вид, что не замечаю этого.
Миленькое платьице, — окидывает она меня быстрым взглядом. — Здорово выглядишь!
Я выгляжу точной ее копией, понимаю я в тот же момент, можно даже подумать, что я намеренно добивалась подобного сходства, и эта мысль мне неприятна. — Пойдемте на кухню, — подхватывает она Юлиана под руку, и тянет нас в недра этого бушующего дикой музыкой ада, который зовется чьим-то домом. — Там Миха приготовил огромную кастрюлю пунша с ромом — будет весело.
Да вы, я смотрю, разошлись по полной, ребята! — радостно посмеивается мой спутник, больно стиснув в руке мои пальцы. Это его компания — не моя, а от одной мысли о ромовом пунше у меня уже перехватывает горло. Ну, Шарлотта, держись!
Правда, здесь весело? — кричит мне Юлиан, принимая со всех сторон приветственные поцелуи от девушек и похлопывания по спине — от парней, словно полновластный господин всей этой вечеринки. А я — сбоку припека…
Держи! — я не успеваю даже оглянуться, а мне уже суют в руку стаканчик с горячим пуншем, одуряюще пахнущим корицей и еще какими-то незнакомыми мне специями. — Пей до дна.
Юлиан осушает содержимое своего стаканчика практически залпом и утирает губы рукой, не переставая улыбаться.
Пей до дна, Лотта, тебе понравится.
Я мысленно стону, понимая, что мои отнекивания только привлекут к нам излишнее внимание, которое мне сейчас абсолютно ни к чему, но и пить мне тоже нельзя. Хватит, наэкспериментировалась!
Я не могу, — только и произношу я.
Что значит не можешь? — удивляется Юлиан.
Мне нельзя пить алкоголь… совсем. Прости!
Что значит нельзя… совсем? — парень сводит брови на переносице. — От одного стаканчика еще никто не умирал. Пей, Лотта, тебе понравится, вот увидишь!
Я не хочу, — произношу я как можно тверже, но на самом деле мой голос больше похож на писк полузадушенной мыши.
Пей! — Юлиан смотрит на меня таким строгим взглядом, что я даже поначалу опешиваю.
Я не могу, — повторяю я еще чуточку тверже и ставлю стаканчик на стол.
Ему стоило бы просто улыбнуться и вся эта ситуация рассосалась бы сама собой, но вместо этого Юлиан хватает отставленный мною стакан и снова впихивает его мне в руку.
Не строй из себя святошу, — бросает он мне с ожесточением. — Выпей уже этот чертов пунш и дело с концом!
Его слова задевают меня, и я ощущаю, как горячая волна негодования поднимается из неведомых мне доныне глубин — должно быть, это та самая пресловутая пелена, застилающая некоторым несчастным глаза…
Я вовсе не святоша, — отчеканиваю я по слогам, — но пить все равно не буду, — и вдруг отталкиваю наседающую на меня руку. Слышу, как кто-то ошарашенно ахает, когда содержимое злосчастного стаканчика проливается прямо на Юлиановы джинсы. Тот пару секунд смотрит на расплывающееся по своему паху внушительное пятно, а потом переводит взбешенный взгляд на меня — я почти готова превратиться в ту самую серую мышь, писку которой я сегодня так удачно подражаю, и юркнуть в ближайшую же нору, но стараюсь не показать вида, насколько перепугана собственным поступком.
Позволь мне помочь тебе, милый! — вклинивается в нашу молчаливую дуэль все та же виоланчелистка с охапкой бумажных полотенец и начинает активно промокать/протирать/про… поглаживать моего злого парня в той самой интимной области, о наличии которой я пока что предпочитаю особо не задумываться, и делать это так… многозначительно, что ли, что мне даже становится неловко. Стыдно мне становится вообщем… за нее и за себя, наверное, тоже, хотя пролитый напиток и не имеет к этому стыду никакого отношения. И тогда я срываюсь с места и бегу через дом, на бегу же выхватывая из вороха одежды свое куцее пальтишко и натягивая его на себя, потом выскакиваю на улицу и оглушительно хлопаю дверью — к счастью, из-за громыхания музыки никто этого не слышит.
Боже ж ты мой, я полная и бесповоротная дура…
Идиотка.
На улице жуткая холодрыга, и мороз мгновенно забирается мне под юбку, покусывая мои практически оголенные ноги в тонких колготках и туфлях на высоком каблуке. Как же холодно! Ккак жже ххолоодноо… Я начинаю стучать зубами, после десяти же минут ожидания осознавая, что Юлиан не последовал за мной следом, а значит… Мне надо либо вернуться в дом и переступить через свою гордость, либо искать иные пути выбраться отсюда. Первый вариант отпадает сразу: не могу и не хочу знать и видеть, что там сейчас происходит — возможно, виаланчелистка играет на том самом мужском «инструменте», название которого я пока что и вслух еще не научилась произносить — уж больно рьяно она бросилась помогать моему парню. Моему ли?