Я сплю среди бабочек
Шрифт:
— Дедушка! — ахаю я с облегчением в голосе — ведь не может же человек с такой счастливой улыбкой на лице просто взять и умереть, правда?
Шарлотта, милая, все хорошо, — тянет он ко мне свою худую руку, которую я тут же прижимаю к своему лицу. — Полагаю, эта старая склочница фрау Шпрингер перепугала тебя сверх всякой меры… А между тем я чувствую себя просто превосходно, посмотри, на мне ни царапины.
Дедушка! — еще раз сиплю я полупридушенным голоском, так как от избытка чувств у меня перехватывает дыхание. — Никогда так больше не пугай меня, ладно? У меня чуть сердце
Бедная моя крошка, — поглаживает он меня по волосам, а сам косит одним глазом на мужчину рядом с кроватью. Тот молча наблюдает за нами, словно замершее изваяние. — Не хочешь представить мне своего гостя, милая? — обращается он ко мне, а сам уже протягивает руку Адриану: — Здравствуйте, молодой человек.
Мне кажется или тот на секунду смущенно отводит глаза, а потом с привычной невозмутимостью пожимает протянутую ему руку.
Рад нашему знакомству, герр Шуманн, — говорит он при этом. — Меня зовут Адриан Зельцер… — и замолкает, не зная, как объяснить свое здесь появление.
Он отец Алекса, — дополняю я его заминку, и глаза деда заинтересованно загораются.
Того самого юнца, что трижды обыграл меня в шахматы? — уточняет он с хитрым прищуром.
Да, дедушка, того самого. — И уже обращаясь к Адриану, добавляю: — Это история двухнедельной давности, не бери…те в голову.
Мне понравился ваш мальчишка, — говорит между тем мой дед, — такой умный шельмец, с которым я жажду непременно свести наши шахматные счеты.
Уверен, вам еще представится такой случай, — отвечает ему Адриан с тонкой улыбкой.
Вскоре в палату заглядывает молодой доктор, который просит разрешения переговорить со мной наедине и вот тогда-то я и узнаю новость о том, что дедушкино падение вовсе не прошло для него так уж благополучно, как он пытался меня в том уверить: при падении он получил перелом шейки бедра, и доктор советовал мне согласиться на операционное вмешательство, так как дед выглядит вполне бодрым для подобного метода лечения.
От этой неутешительной новости у меня слегка кружится голова — я не знаю на что решиться, к счастью, рядом оказывается Алексов отец, который тут же говорит мне:
Я советовал бы тебе соглашаться на операцию, Шарлотта, поверь, это лучше консервативного метода лечения с помощью гипса, который обездвижет твоего деда минимум на полгода, а то и больше. Я уже однажды сталкивался с таким случаем…
Я смотрю себе под ноги и качаю головой — мне приятно, что он рядом и заботится о нас с дедушкой, а еще мне жутко хочется… снова уткнуться носом в его ключицу и вдохнуть аромат-анестезию, способный усыпить все мои глубинные страхи и переживания. Я уверена в его способности сделать это…
Вам пора ехать, — произношу я вместо благодарности, выныривая из темных глубин своих до странности непонятных мыслей. — Франческа будет сердиться на меня, если я стану удерживать вас дольше.
Адриан поправляет манжет своей клетчатой рубашки и вскидывает на меня практически такой же странно-непознанный взгляд, который, возможно, только что был и у меня самой — неужели мы думали об одном и том же?
Что за
Ты права, Шарлотта, мне пора. Попрощаешься с дедушкой за меня? — и делает шаг к дверям комнаты ожидания, в которой мы сейчас находимся. При виде его повернутой ко мне спины, в сердце что-то болезненно сжимается, и я — боюсь, практически вслух! — тяжко вздыхаю…
Адриан оборачивается и смотрит на меня. Не стоило ему, конечно, этого делать, поскольку все то же страстное желание прикоснуться к нему с удесятеренной силой бурлит в моей разгоряченной крови…
Спасибо, что привезли меня и помогли мне, — проговариваю я на едином дыхании, делая стремительный шаг вперед и припадая к его груди, якобы, в благодарном порыве. Всем своим телом ощущаю, как в первую же секунду мужчина весь деревенеет под моими прикосновениями и только несколькими секундами позже осторожно касается ладонями моей спины. Так легко и осторожно, словно меня коснулась одна из Алексовых тропических бабочек, возможно, один из тех самых оранжевокрылых Монархов, вылупление которых я наблюдала только сегодня утром.
Мне кажется, я могла бы стоять так вечно…
Шарлотта, — прокашливается в сторону объект моего тайного вожделения… — Мне пора, извини. — И отстраняет меня в сторону. Мне стыдно смотреть ему в глаза, и потому я отвечаю мягкому стулу, попавшему в поле моего зрения:
Да, конечно. Еще раз спасибо.
Я передам Алексу твой привет… Хочешь, чтобы я позвонил Юлиану?
Нет, я сама это сделаю.
Секундная заминка…
Прощай, Шарлотта. — говорит и выходит, оставляя меня с целой вереницей загадочно-непостижимых эмоций и переживаний, которые едва ли не разрывают мой мозг надвое. Неужели мне нравится Адриан Зельцер, отец моего друга Алекса и моего парня одновременно?! Неужели я была настолько безумна, что позволила себе принять его мелкие знаки внимания за проявление взаимной симпатии? Неужели…
Нет, сжимаю голову руками, пытаясь не дать этой внезапной мысли завладеть всем моим существом, нет, я не увлечена Адрианом Зельцером, мужчиной тридцати пяти лет, у которого для страстной влюбленности имеется страстная же итальянка самого привлекательного вида.
Возьми себя в руки! — строго велю я себе самой и возвращаюсь наконец в дедушкину палату.
Операцию назначают на утро следующего дня, и дед отправляет меня ночевать домой. Правда, я настолько взвинчена своим неожиданно открывшимся мне притяжением к отцу своего фейкового парня, что сон упорно бежит от меня, заставляя полночи ворочаться в своей постели.
Возможно, я ошиблась и неправильно истолковала свои желания?
Возможно, я просто мечтаю об отце… Ха, отце, обнаженное тело которого — что уж греха таить! — не раз являлось мне в моих тайных снах?! Нет, не настолько я извращенка, право слово.
Нет, здесь определенно что-то больше всего этого… потому что я до ломоты в пальцах желаю снова касаться, пусть даже облаченного в жесткий пиджак, тела с глазами серо-зеленого цвета.
Вспоминаю, как он растирал мои замерзшие ноги, и в моей груди что-то сладко замирало…