Я — Спок

Нимой Леонард

Мы протолкались сквозь толпу и побежали. К счастью, мы сумели добраться до офиса менеджера и запереть за собой дверь, думая, что мы, наконец, в безопасности. Но потом мы обнаружили, что у нас новенькая проблема — теперь мы были заперты в офисе! Не было никакого выхода наружу, кроме как вниз и сквозь толпу…

Но менеджер был человеком находчивым и сказал: «Погодите-ка. Мы никак не можем спуститься вниз из-за всех этих людей. Но ведь мы можем подняться вверх! Есть черная лестница, которая ведет на крышу…»

Он позвонил в пожарное депо, которое прислало пожарную машину с приставной лестницей к задней части здания (вне видимости толпы). Я залез на

крышу, спустился по предоставленной лестнице и счастливо спасся!

_{^{Леонард Нимси — эээ, Нимой — продвигает свой альбом грампластинок, 1968 год}}

Во время того же самого рекламного тура толпа затопила все в другом магазине, и охранники впихнули меня в грузовой лифт прочь от чересчур восторженного сборища. Но фанаты продолжали ко мне тянуться, так что лифт не мог закрыться.

В том же самом лифте случайно оказался один пожилой джентльмен, и, когда я, задыхаясь, ворвался в лифт, при виде визжащей орды за моей спиной глаза у него стали размером с блюдца.

— Что происходит? — крикнул он. — Они за кем? — И он с минуту разглядывал меня, будто пытаясь понять, что за преступление я совершил, чтобы заставить толпу меня преследовать, а затем воздел узловатый палец и ткнул им в мою сторону. — Это все ты… Это за тобой они! Да кто ты такой?

Я улыбнулся и сказал:

— Вы поверите, что Кирк Дуглас?

Он смерил меня сердитым взглядом, а потом покачал головой:

— Неееее…. Ты не Кирк Дуглас ваще!

Мысли об этом рекламном туре по поводу записанного альбома напоминают мне об обещании, которое я однажды дал себе, когда мне было лет двенадцать. В то время я был огромным поклонником Дэнни Кэя. Я отправился на концерт в Бостон, чтобы посмотреть на него и ждал рядом с выходом на сцену вместе с группой других детей, надеясь на автограф. Мы провели там долгое время, прежде чем мистер Кэй, наконец, появился в сопровождении двух спутников. «Никаких автографов!» — заявили они и отмахнулись от нас, быстро пройдя мимо. Но я был решительно настроен и пошел за ними. К тому времени, как мистер Кэй и его компания садились в машину, я остался один.

Я еще раз попросил автограф, но он никак не ответил, не взглянул на меня, просто сел в машину и уехал. В отчаянии я поклялся, что если я когда-нибудь окажусь на его месте, я никогда не откажу, если у меня попросят автограф.

Клятву эту я вспоминал во время рекламного тура со смешанными чувствами — особенно однажды, когда мне пришлось подписать не меньше восьми тысяч автографов за один присест, с 10 утра до 6 вечера. (И даже тогда, к моему разочарованию, я оказался не в состоянии сдержать обещание, которое дал самому себе — это оказалось просто физически невозможно!)

_{^{Музыкант: «Не знаю, но если вы напоете пару тактов…»}}

«Спасение» от толп вскоре стало стилем жизни. Часть меня наслаждалась этим приключением, часть меня его ненавидела. Я был

одновременно невероятно польщен и невероятно подавлен вниманием. Внезапно простейшие вещи — сходить пообедать, или за покупками, или в театр — стали сложными. Каждый раз, когда мы с семьей куда-нибудь отправлялись, нам приходилось составлять план — как мы туда доберемся? Как попадем внутрь? Как выберемся? Может ли машина ждать прямо за дверью? Есть ли черный ход или, может, мы сумеем войти через кухню? В итоге мне пришлось повидать просто массу ресторанных кухонь и служебных лифтов в отелях.

Путешествия тоже осложнились. Я не мог просто пройти по аэропорту и сесть в самолет. Нужно было, чтоб меня встретил на краю тротуара представитель авиакомпании, который сопроводил бы меня в частный зал ожидания. Я всегда проходил на борт до объявления посадки, потому что это значило, что я могу попасть в самолет и не быть замеченным дюжинами людей. Так что я следовал за представителем по какой-нибудь обходной лестнице и по какому-то боковому проходу и садился в пустой самолет, иначе началось бы шествие людей к моему сиденью. (Разумеется, иногда даже после всех принятых предосторожностей, мне случалось содрогаться после взлета, когда капитан радостно объявлял: «Народ, а угадайте-ка, кто у нас сегодня на борту? Ни много ни мало — мистер Спок из «Звездного пути»!)

Несмотря на популярность вулканца, невероятно часто к играемому мной герою ошибочно обращались в СМИ как «доктор Спок», потому что его часто путали с известным педиатром. Собственно, в 1968 году я имел честь встретиться с доктором Бенджамином Споком на встрече, спонсированной Американским Союзом Гражданских Свобод. (В то время, веря, что мы должны уйти из Вьетнама, я стал активистом политической кампании в поддержку Юджина Маккартни, лидера мирного движения. Я также вдобавок трудился на благо Объединения Фермеров Цезаря Шаветца и Конференции Христианских Лидеров Юга, организованной Мартином Лютером Кингом).

Бенджамин Спок также активно участвовал в движении за мир. В 1968 году он был арестован за вмешательство в деятельность по призыву в армию, и в то время, когда я с ним встретился, он все еще ожидал суда. Он был решительным, энергичным, атлетически сложенным человеком, весьма активно вовлеченным в социальные вопросы, и я очень сильно хотел поговорить с ним. Я начал со «Здравствуйте. Меня зовут Леонард Нимой, и я играю персонажа по имени мистер Спок в телевизионном сериале «Звездный путь».

Он улыбнулся, пожимая мне руку, и ответил: «Я знаю. Вам уже предъявили обвинение?»

Ну, начиная с того касающегося ушей инцидента с Мойрой Мак-Гивни, от моего внимания не укрылось, что большую часть фанатской аудитории Спока составляли женщины. И по какой-то таинственной причине они находили вулканца неотразимо привлекательным. По этому поводу существовало множество занимательных предположений — включая теорию о «демонической» внешности Спока — но одну из самых увлекательных статей написал известный писатель-фантаст Айзек Азимов и озаглавил ее «Мистер Спок — просто мечта!» (по случайно совпадению она появилась в «Телевизионном гиде» в том же самом месяце, когда произошел роковой Фестиваль Цветения Груш 1967 года). Юмористическое эссе предполагало, что Спок казался зрительницам настолько сексапильным не из-за чего-нибудь, а из-за своего ума (одновременно доктор Азимов оплакивал тот факт, что сам-то он все эти годы прикидывался тупицей, насмотревшись комедий, в которых всегда изображался глупый муж, которым верноподданно восхищалась умная жена). В статье он писал: