Я сражался в Красной Армии
Шрифт:
Офицеры красной армии, в {67} смысле своего положения, могут, в какой то степени, сравниваться с офицерами других стран, начиная только с чина майора и выше. Все, кто были в более низких чинах, хотя и имели формально офицерское звание, но по своему приниженному, почти рабскому положению, по жизненным условиям, по манере обращения с ними начальства и т. д., по сути дела, офицерами названы быть не могли. Они нечто среднее между унтер-офицером и офицером старой армии или какой либо другой из современных армий.
Это происходило потому, что военные училища красной армии, подготовлявшие
Во время войны и этот уровень комсостава упал очень низко. Призванные в армию из запаса представители интеллигенции не могли уже изменить установившегося взгляда на средний командный состав, не могли сделать "погоды" в этом отношении, ибо нас было слишком мало. Мы растворялись в массе полуинтеллигентов....
Поэтому, независимо от нашего желания, мы должны были терпеть это приравнивание к общей массе и как то, в некоторых отношениях, приспосабливаться к ним. Многие из старших офицеров этого не понимали и недоумевали - почему мы тяготимся армией и мечтаем как-нибудь только от нее избавиться. Некоторым из нас всё это было особенно невыносимым, ибо они знали, чем был офицер старой царской армии, как к нему относились, как и на каком положении он жил. Поэтому эта игра в какую то пародию на офицерство, была омерзительна и противна.
Недовольство проникало постепенно и в среду кадрового офицерства, в среду молодежи. Все чаще и чаще там раздавались голоса - "да какие мы офицеры; так что то вроде чего то". Это все сочеталось с критикой режима, с имевшимся политическим брожением среди советского офицерства.
Чтобы не быть голословным приведем несколько примеров.
--
Во время болезни командира шестой роты, мне пришлось {68} временно заменять его. Был вечер. После вечерней проверки, люди раздевались и укладывались спать. Неожиданно вошел командир батальона. Так как это было уже после отбоя ко сну, команду "смирно" я не давал и только отрапортовал ему о состоянии роты. Выслушав рапорт, и ни слова не говоря, он полез по нарам и стал смотреть - кто в чем спит и собственноручно искать на солдатах вшей.
Обнаружив на одном унтер-офицере теплую рубашку, в которой почему то спать было запрещено и, естественно, найдя на красноармейце вшей, он соскочил с нар и набросился тут же на меня.
– Что за безобразие! Почему вы не смотрите за людьми? Почему люди спят в теплом белье?... Почему на них вши? - орал комбат на меня.
Красноармейцы притихли и с любопытством смотрели на про исходившую сцену.
– Потому, что, во первых, это не дело офицеров, а во вторых, со вшами борются другими, более радикальными способами. Что же касается белья, то не я должен осматривать каждого красноармейца,
– А кто же??? - завопил комбат.
– Старшина роты и унтер-офицеры - вот чье это дело, товарищ командир батальона....
А в данных условиях особенно трудно, что либо сделать, ибо надо чаще менять белье, которого не дают и водить людей в баню, где, кстати сказать, систематически не хватает горячей воды.....
– Вы шляпа, а не офицер - закричал комбат.
– Я принужден буду подать на вас рапорт командованию полка - проговорил я обозлившись.
– Жалуйтесь хоть дьяволу- рявкнул комбат и вылетел вон.
--
Некоторое время наша учебная бригада была под командованием генерала. Одной из его особенностей была необыкновенная способность всех ругать и обязательно с применением неприличной брани. Он приезжал в наш город и подолгу жил в нем. Офицеры, завидя его на улице, старались свернуть куда-нибудь в сторону, дабы не попасться на глаза. Роты, ходившие на занятия, часто шли и возвращались окружным путем, чтобы как-нибудь не "влипнуть" в неприятную историю с генералом.
Генерал ругался, пьянствовал, ухаживал за женщинами и делал, вообще, что хотел.
Однажды, идя по главной улице города, он встретил матроса. Матрос не отдал ему чести. Генерал немедленно остановил его и заорал:
– Почему ты, сукин сын, не {69} приветствовал меня? Не видишь, что генерал идет?...
И засим последовал ряд нецензурных выражений, неудобопроизносимых в печати.
Матрос спокойно выслушав, подошел вплотную к генералу и отчетливо произнес:
– А плевать мне на тебя, пошел ты к чертовой матери!....
И прибавив несколько нецензурных выражений, отправился дальше.
Растерянный генерал, окаменев, стоял разинув рот. Хам, напоровшийся на хамство - должен был отступить....
--
Накануне 1 мая мне пришлось быть дежурным офицером по батальону. Одной из обязанностей дежурного офицера явилось обязательное присутствие в столовой во время обеда, ужина и т. д. Но, так как, столовая была невелика и находилась почти рядом с казармой, то ходили туда обедать по ротно. Вот этот своевременный приход рот на обед и уход с обеда - регулирование всего движения подразделений было также одной из обязанностей дежурного офицера.
Обед заканчивала седьмая рота. Оставалась - восьмая. Выйдя во двор столовой, я обнаружил, что она еще не пришла. В это время, красноармейцы седьмой роты стали выходить уже во двор и строиться в ряды. Видя это, я решил пойти в казарму и поторопить старшину восьмой роты с выходом на обед.
Седьмая рота возвращалась уже с песнями обратно. Провожая ее, я столкнулся с восьмой ротой, торопившейся на обед. Пропустив уходящих - пошел назад вслед за восьмой. Рота меня значительно опередила и, когда я подошел к дверям столовой, красноармейцы уже входили в нее. Между входными дверьми со двора и дверьми, ведущими непосредственно в столовую, был маленький темный коридорчик. Когда последние солдаты, напирая на передних, ввалились в коридор, из него, мимо, с красной, разъяренной физиономией, проскочил комиссар батальона и, не заметив меня, помчался через двор на улицу.