Я свидетельствую перед миром
Шрифт:
Конечно, было очень приятно, что все так хорошо ко мне относятся, но будущее представлялось мне мрачным и безысходным. Я понимал, что словаки, при всей их симпатии ко мне, не смогут помочь мне бежать — это было бы слишком рискованно. И представлял себе, как буду с утра до ночи лежать, притворяться больным и слушать сочувственные слова врачей и монахинь…
Так оно и было первые десять дней, а на одиннадцатый произошло нечто новенькое.
Я, как обычно, томился в постели, глядя на вялого, откровенно скучавшего нацистского охранника. И вдруг в палату робко вошла незнакомая молодая девушка. Некрасивая, с грубоватым, но очень добрым лицом. Она была изящно одета и держала
— Вы знаете немецкий?
— Да. А что вам нужно? — ответил я резко, почти враждебно.
Охранник оживился и посмотрел на девушку с любопытством. Но я не видел в происходящем никакой опасности. Девушка, видимо, перепутала палату. Я уже собирался спросить ее, не ошиблась ли она, но она порывисто, преодолевая смущение, заговорила сама:
— Я немка. У меня был аппендицит, недавно сделали операцию. О вас слышали и вами восхищаются все больные. Так вот, примите эти розы и не думайте, что все немцы так плохи, как те, кого вы встретили на войне.
Я был ошарашен. Девушка явно не подозревала, что человек в штатском, сидящий в палате, — гестаповец. Я постарался взять себя в руки и сказал:
— Но я вас никогда не видел… Никогда с вами не говорил и не знаю, кто вы. Что вам от меня надо?
Девушка казалась уязвленной и совсем смешалась:
— Прошу вас, не будьте так жестоки. Научитесь прощать. И вы будете счастливы.
Она положила цветы на постель и пошла к двери. Гестаповец смотрел ей вслед, как кот на мышь.
— Спасибо! — отчаянно крикнул я. — Но я вас не знаю. Никогда не видел…
Гестаповец лениво встал, подошел к двери и загородил проход.
— Милая беседа, — сказал он.
Он схватил девушку за руку, вынудил ее развернуться и снова подойти к моей кровати. Мне было искренне жаль ее, и я попробовал заступиться:
— Она не хотела сделать ничего дурного. Говорю вам, я ее не знаю. Отпустите ее. Вы что, не видите, как она испугалась?
Гестаповец холодно посмотрел на меня:
— Поберегите силы, они вам скоро понадобятся.
Он схватил букет и изорвал цветы в мелкие клочья — искал спрятанную записку. Потом еще раз, как клещами, сжал запястье девушки и грубо потащил ее за собой.
Через час ко мне пришел офицер гестапо, которого раньше я не видел. Он действовал более тонко, более изощренно, таких пускали в ход, когда обычными гестаповскими методами ничего узнать не удавалось. Средних лет, в очках с роговой оправой, со вкусом одетый, он был похож на университетского профессора. Но все его уловки, даже самые изобретательные, были шиты белыми нитками.
Он вежливо, с достоинством представился, осведомился о моем здоровье. Произнес несколько общих фраз о больницах, о науке, об обществе и о войне. А потом вздохнул и как бы невзначай сказал:
— Я думал, люди, имеющие политический опыт, могли бы придумать что-нибудь поумнее, чем подсылать девчонку с букетом роз. — Он помолчал и, не дождавшись ответа, продолжал гнуть свое: — Я просто усомнился в здравом смысле ваших коллег, а критиковать ваши поступки не собирался — в данный момент это не входит в мои функции. Через два часа вас увезут из этой больницы.
Сказав это, он вгляделся в мое лицо, стараясь отследить мою реакцию.
Я постарался сохранить спокойный, равнодушный вид.
— Мы, разумеется, знаем, что перевозка опасна для вашего здоровья, может быть, смертельно опасна. И мы не такие чудовища, как о нас говорят, но у нас нет выбора — совершенно очевидно, что ваши товарищи знают, где вы находитесь.
Он замолчал, снял очки, достал из кармана платок и принялся протирать
— Девушка ни в чем не виновата. Она совсем дитя, как она может быть замешана…
Офицер нетерпеливо перебил:
— Ну раз вы решили упрямиться, готовьтесь к переезду.
Конец фразы замер у меня на губах.
Глава XV
Спасение
Мне снова принесли одежду и посадили в машину. Я не имел ни малейшего представления о том, куда меня повезут, и даже не было сил строить догадки. Гестаповцы сели по обе стороны от меня, и мы поехали. Лучи заходящего солнца окрашивали в розовый цвет вершины словацких гор. Дул резкий, довольно холодный ветер. Мы проезжали какие-то населенные пункты, мелькали указатели, но мне было все равно. В голове осталась одна-единственная мысль: как бы покончить с собой, выбрать удобный момент и выброситься из машины.
Уже смеркалось, когда я стал понемногу выходить из прострации. Сердце забилось быстрее — я узнал знакомую местность, белый домик с синими ставнями. Мы пересекли границу. Мы на юге Польше. Когда-то я провел счастливое летнее время в этом домике. Город Крыницу миновали очень быстро, я даже не успел насмотреться, а меньше чем через час, прибыли в другой городок, куда я часто приезжал работать [92] .
Отсюда я дважды отправлялся за границу с заданиями от Сопротивления. В этом городе у меня было много знакомых, тут жил мой связной, мои проводники. Неужели меня привезли именно сюда? На такое я не смел и надеяться! Машина сбавила ход. Мы ехали по центру, обгоняя крестьянские телеги, мотоциклистов и пешеходов. И наконец остановились на Рыночной площади перед больницей.
92
Крыница — курортный город на юге Польши, недалеко от границы со Словакией. Ян Карский назвал его вместо города Новы-Сонч, так как в 1944 г. еще нужно было соблюдать конспирацию.
Повторилась та же сцена, что в Прешове: я еле-еле вползал вверх по лестнице в сопровождении двух гестаповцев. Я, конечно, преувеличивал свою слабость, но мне и в самом деле было очень худо. Бинты пропитались кровью, что придавало правдоподобия спектаклю. Конвоирам пришлось втащить меня на третий этаж, а там они грубо бросили меня на кровать.
Когда они ушли, я приподнялся на локте, чтобы посмотреть, кто еще лежит в палате. Соседей было пятеро, все старики лет семидесяти — восьмидесяти. У всех одинаковые лысые головы, клочковатые бороды и беззубые рты, и все удивленно глазели на меня. Забавное зрелище, но в тот момент мне было не до смеха. Я пытался понять, что еще затеяли немцы. «Раса господ» изобрела какую-то новую психологическую атаку? Может, меня поместили сюда, чтобы я расслабился в благожелательной обстановке и выдал себя? Или этот город выбрали специально, чтобы заманить сюда моих друзей? Но вряд ли в гестапо было известно о моих здешних связях. Условия этой задачки безостановочно прокручивались у меня в голове, но решения я не находил.