Я сын батрака. Книга 1
Шрифт:
— «Ну что ты Сеня, у меня же руки здоровые, так что я и сама сумею поесть».
Мне очень хотелось, сделать ей что-нибудь хорошее и поэтому я ей сказал: «Нет, Нина, мама сказала и поэтому я тебя буду кормить». Нина, захохотала и говорит: «Ну ладно, корми». Я подсел к ней ближе, так близко я с ней рядом ещё не сидел, и начал кормить, набираю деревянную ложку борща и осторожно подношу к её губам. Она, делает губы трубочкой и схлёбывает жижу, а затем открывает рот, и я в него складываю гущу. Я старался делать это как лучше, но у меня не очень получалось, часть борща вываливалось Нине на платье. Нина, видя это, сказала мне: «Сеня, давай я сама буду кушать борщ, а то, с твоей помощью, он весь будет у меня на платье». Затем Нина отобрала у меня ложку и стала кушать сама, так у неё стало получаться
С тех пор, как Нина к нам приехала на лечение, прошёл месяц, а может и больше, только тогда она стала на ноги. Если точнее, то она не сама встала, а её поставили тато и мама. Просто, взяли подмышки и поставили, затем потихоньку вывели во двор, там усадили её на лавку, а она сидела, счастливо улыбалась и жмурилась от солнца, так давно его не видела. После этого знаменательного события, Нина потихоньку начала передвигаться, сначала на костылях, которые ей соорудил мой отец, затем без них, держась за стенку хаты. Так постепенно, шаг за шагом, день за днем, Нина начала ходить, правда, первое время с палочкой, а затем и без неё, не уверенно, но всё же ходила. В один из дней к ней приехали родители, чтобы навестить её, они и раньше приезжали навещать Нину и привозили всякие продукты, но затем, снова уезжали. А в этот раз, мама им сказала, что Нину можно забирать домой, она уже себя хорошо чувствует и особого лечения ей не надо, а дома пусть она перед сном намазывает больную ногу кисляком, пока опухоль совсем не исчезнет.
Нина лечилась у мамы почти два месяца, лично я к ней привык, и для меня она была как член нашей семьи, а когда она уехала, то, стало как-то грустно. Но, это длилось не долго, так как мне самому надо было уезжать в Ипатово на учёбу. Я не знаю, как родители Нины рассчитывались с мамой, видел только, привозили какие-то мешки, заполненные наполовину, да бутылки с чем-то.
С тех пор прошёл год, а может два, я в очередной раз приехал на летние каникулы и помогал родителям по хозяйству. В один из дней, мама и я что-то делали во дворе, вдруг к нашему двору подкатила бричка и остановилась. Я ещё подумал, кто же это мог быть? Старшим братьям рано, солнце стоит ещё в зените, больше вроде некому, стою в раздумье, как в этот момент, во двор буквально влетает девушка, в которой я сразу узнал Нину.
Она была весёлая, смеялась, сквозь смех с нами здоровалась, я стоял в нерешительности, по правде говоря, я о ней уже и забыл и поэтому не знал, что делать. Может бросаться ей на шею и обнимать или нет, посмотрел на маму, на её лице я тоже не увидел особой радости. А, Нина не обращая внимания на наше настроение, веселилась, подбегала то к маме, то ко мне, то к младшим, Рае и Мише.
Наконец она успокоилась и говорит: «Тетя Поля, я приглашаю Вас и дядю Кондрата на мою свадьбу, я выхожу замуж вот за этого парня, который стоит рядом со мной».
Рядом с ней стоял молодой человек и смущённо улыбался, по всему было видно, что он чувствовал себя стеснённо. Мама, не меняя своего серьёзного выражения лица, сказала: «Спасибо за приглашение, вот батько приедет, мы с ним это и обсудим, — затем спросила у Нины, — а как у тебя нога?» — «Всё хорошо, о том, что она когда-то болела, я и забыла! За что Вам большое спасибо!» Затем Нина сказала: «Пойдёмте к бричке, я вам гостинцы привезла». Повернулась и первая пошла на улицу. Мама посмотрела на меня и говорит: «Ну, пошли, сынок, подывымся, шо там за гостыньцы».
Подошли к бричке, жених Нины начал вытаскивать из кузова, каких-то два мешка, заполненные наполовину, затем бутыль с чем-то. Но самое главное, горшок, литра на два или на три, заполненный сливочным маслом, а в нём, на половину утонувшие в мосле, лежала карамель, подушечки. Прямо здесь на бричке, я начал их пальцем выуживать из горшка, и одну за другой отправлял себе в рот. Мама, увидев гостинцы, слегка подобрела, затем пожелала Нине счастья в семейной жизни, и они уехали.
С тех пор я о Нине больше ничего не слышал, да это и не мудрено, я ведь в тех местах не жил. На этом повествование о маме я заканчиваю, но это не значит, что мы с ней прощаемся, в дальнейшем мы ещё ни раз будем поминать о ней. Хотел бы ещё добавить к сказанному, как маме далось лечение Нины. Мне показалось, а может так оно и было, что после того,
ДЕТИ КОНДРАТА И ПЕЛАГЕИ ЧУХЛЕБ СТАРШИЙ СЫН, ЧУХЛЕБ АНДРЕЙ КОНДРАТЬЕВИЧ
Рост выше среднего, глаза карие, больше даже чёрные, нос прямой книзу слегка расширен, губы полные, волосы чёрные, причёску носил короткую, так называемый «Ёжик». Кожа лица смуглая, такое впечатление, что он хорошо загорел. Характер вспыльчивый, но быстро отходил. Для того времени очень грамотный, семь классов образования, тогда с таким образованием людей было мало, а в нашем хуторе он был один, не считая учительницу. В его характере присутствовала этакая деловая жилка, она ему помогала жить и продвигаться по службе. Был музыкален. Он обладал отличным музыкальным слухом. Играл на таких музыкальных инструментах как: скрипка, балалайка, мандолина, умел на слух подобрать любую мелодию.
Хорошо рисовал, его рисунки в рамочках висели у нас на стене. Обладал красивым почерком, что помогало ему в работе. Не в обиду будет сказано другим членам нашей семьи, брата Андрея считаю самым талантливым из всех нас. В народе говорят так, если человек талантлив, то он талантлив во всём. Я не скажу, что он был очень талантлив, но, несомненно, им обладал. Когда брату исполнилось восемнадцать лет, он был призван на фронт. Это был 1942 год, обстановка была на фронте тяжелейшей, наша армия отступала, по этой причине бойцы недоедали и недосыпали, а идти надо было, притом быстро, да ещё это противотанковое ружьё, будь оно не ладно, тащить его одно мучение.
Помню один его рассказ: «Вся наша армия отступает, мы тоже, сначала шли по полям и степи, а потом пошло предгорье Кавказа, начались холмы и косогоры, что добавило нам трудности преодолевать их. Идём быстро, вот уже миновали город Моздок, привалов никаких, только короткие передышки: поправить обмундирование, перемотать портянки или обмотки, и снова в путь. Я служил в расчёте противотанкового ружья, аппарат громадный шестнадцать кило весом, нести его надо на плече, которое он постоянно натирает до крови, погон и пилотка, которую я подкладывал, не помогали. А тут ко всем бедам ещё налёты немецких самолётов: то обстреливают, то бомбят. Тогда много полегло нашего брата, но мне, слава Богу, везло.
Тогда мне повезло, а вот когда через год мы начали наступать, мне не повезло. В одном из боёв меня тяжело ранило в область позвоночника, и я потерял сознание, очнулся в госпитале, в том же городе Моздоке. Провалялся я там больше восьми месяцев, а затем, меня выписали, купили билет на поезд, и поехал я домой, ну а как приехал, вы знаете».
Это Андреев рассказ вкратце, а если вникнуть в него, то всё было не так просто. Брат в госпитале чуть не умер, он то и дело терял сознание, и врачи думали, что он не выживет, ведь рана была тяжёлая, ему оторвало часть позвоночника, чуть выше таза. Так что лечение было долгим и мучительным, и только благодаря старанию врачей и молодому организму Андрея, недуг удалось победить. Как только брат пошёл на поправку, то сразу написал письмо домой, в письме он описывал своё состояние, что пошёл на поправку, но пока очень слаб, как только почувствует себя лучше, будет проситься домой. Прочитав письмо, мы все очень переживали, особенно мама, она даже собиралась к нему поехать, но вечная нищета связывала по рукам и ногам. Наконец мама дождалась приезда своего старшего сына, а мы, старшего брата.