Я — сын палача. Воспоминания
Шрифт:
— Лллллояльно, — медленно, глядя в пол, процедил Гастев.
Удивительно, но этого хватило.
Не думаю, что председатель совета выполнял задание: ни в коем случае не пущать. Препятствовать — да! Такое было время в такой стране. Раз ты председатель, значит, партия доверяет тебе высокую миссию недопущения ликования в стане политических противников. Просто он был на посту, проявил бдительность, как ему и полагалось, за что ему и платили. Не уверен даже, что председатель был тем единственным, кто проголосовал против.
Но кто-то должен был, обязан
Вот тогда-то каждый может сказать, что это именно он проявил бдительность и именно его черный шар.
Короче, защита прошла гладко и вполне благополучно. Нас пригласили на банкет, домой к Гастеву. Тогда-то я впервые увидел и маму Гастева, и жену Галину Анатольевну, и двух дочек-близняшек.
Было накрыто два стола: для чистых и нечистых. За одним сидели коллеги-логики, в том числе и мы, за другим — друзья-диссиденты. Между прочим, Есенин-Вольпин был именно за вторым столом. Мы, конечно, ходили брататься, и несколько раз я стоял, разговаривал в одном широком кругу с политическими, своих высматривал. Никого не узнал. Другие времена, другие лагеря, другие эшелоны.
И сознаюсь, не слишком я стремился найти знакомого, вступить в число диссидентов. Не было у меня отваги и желания становиться героем и снова втискиваться в ряды открытых антисоветчиков.
Я вовсе не оправдываюсь. Еще чего не хватало.
Я добровольно и навсегда исключил себя и всю семью из разряда подозреваемых — мы уехали. Просто для объективности, для полноты картины. И тем не менее об этой защите я хочу еще кое-что дописать. Не совсем о Гастеве, не о его семье. О временах, о нравах.
Может, кому западет в память эта странность.
Чейн-Стокс
Еще в учебный период знакомства, а иногда и после, Ю. А. Гастев фрагментарно рассказывал нам истории о себе, о семье.
В разном составе я не менее пяти раз слышал историю о том, как Гастев узнал о смерти Сталина. Место поселения, где-то в Прибалтике, где Ю. А. и получил высшее образование. То ли общежитие, то ли совместное проживание… Конец февраля 1953 года. В газетах и по радио[36] новости о болезни Сталина. Горбачев, Ельцин — смертны. С оглядкой, шепотком, по секрету: смертен и Путин. Но Сталин? Не-воз-мож-но. Мир не устоит.
Молодой еще Гастев квасит с дружком, не слишком прислушиваются. Но тут их третий сожитель, бывший работник медицины, а ныне вечно под спасительным градусом, обычно ненавязчивый и малоконтактный, прерывает их беседу:
— Ребята, а ну давайте скинемся, и срочно сбегайте за водкой.
— В чем дело? Чего это ты вдруг?
— Какое вдруг… Чейн-стоксово дыхание открылось. У Кощея открылось чейн-стоксово дыхание… Это конец. Назад не отыграешь. Уж я-то в медицине понимаю: Чейн-Стокс — это такой парень, он ошибок не дает. Конец эпохи. Подыхает Кощей! Бегите за водкой, ребята.
«Это был самый что ни на есть переломный момент в моей жизни. Вот уж правда второе
Но тогда…
— Господи! Ну как это назвать? Жить разрешили.
И поэтому Гастев и в предисловии к своей книжке «Гомоморфизмы и модели»[37], и в заключительной благодарственной речи на защите, кроме других ученых-коллег, друзей и членов семьи, кроме всех, кто помогал и способствовал, даже предваряя их, благодарил именно этих двух ученых, которых он уважительно перечислил по их именам, за предоставленную ему возможность жить, творить и защищаться.
Еще он поблагодарил некоторые мартовские события…
И этим актом очень гордился! Вот. Ну как это понять, оценить?
Опроси хоть сто академиков или специалистов по разгадке кроссвордов, что имеется в виду, когда говорят: «Мартовские события»? Да мало ли? 8 Марта, например. Кошачьи концерты на крышах. Мало кто вспомнит, что Сталин умер именно в этом месяце.
Кто знает про отличного парня Чейн-Стокса? Я до того, как Гастев мне о них рассказал, ничего о них не слышал. Да и он сам.
Некоторые врачи вспомнят, и то не все. Ну хорошо! Какая связь?
Не эти же парни своими руками сломали кончик иглы в яйце Кощея…
Так глубоко законспирирована некая крамольненькая по духу мысль…
Вроде, дулю в кармане показал. У себя дома. Без свидетелей. При потушенном свете. Мысленно.
Труднопроходимые лабиринты просвещенной мысли. Все витиевато соткано из непрозрачных аналогий, неповторимых мыслью ассоциаций, яростных обобщений, энтимем и недосказанностей. Под девизом: «Не только дурак не поймет, но и умный не догадается, а зоркий не заподозрит. Зато заранее предупрежденному будет приятно».
Ни члены совета, ни даже дружественные оппоненты предупреждены не были и ничего не заподозрили. Почему же Гастев, такой остромыслящий человек, так этой замаскированной чепухой гордился? Это не его характеризует.
Время, общее состояние подозрительности и тотального недоверия.
Другой пример: зачем этот герой защищал диссертацию?
Ведь карьеру он не делал.
Соломку подкладывал. А в смысле раскидывания соломки защитить диссертацию куда как меньшая уступка порядочности, чем вступление в партию. Многие, не умея первого, шли на второе.
К тому же семью кормить надо!
Так вот писал о защите, а вышло о временах, о нравах.
Алексей Капитонович
Пригласил нас Гастев и на вечер памяти своего отца Алексея Капитоновича Гастева. Замечательный был человек, многогранный, талантливый. Ученый, политик, поэт… И половины хватило бы для расстрела.