Я тебе не раб
Шрифт:
Марина плотнее зажмурилась, прогоняя наваждение. Теперь услышала другие голоса. Глухо, словно сквозь плотно скатанную вату – мама Вера закладывала в уши мазь, когда сразу три старшие дочери простудились и заработали отит как осложнение.
– Мама… – прошептала.
Нет, не это.
Она была в деревне, видела всех, но уехала. Что-то случилось после. Что?
Прислушалась. Голоса незнакомые. Один пытается договориться, другой смеётся. Не соглашается. Кто это? Где она?
Провела кончиками пальцев около себя. Сухо. Прохладная гладкая поверхность. Ткань. Шёлк,
Зажмурилась. Напрягла мысли. Надо сосредоточиться! Понять.
Помогло. Хватило сил отодвинуть от лица мягкую ткань. Что?! На ней нет одежды! Ничего, кроме этой терпко пахнущей толстовки. Пробежалась ладонью по телу. Голая, не считая трусов. Как такое возможно вообще? Кто посмел раздеть её и бросить здесь?
Злость помогла сосредоточиться. В глубине сознания проявилась картинка:
«Land Rover» притормаживает около тротуара. Распахиваются дверцы, на дорогу вскакивают двое парней: тот рыжий, что подходил к Марине в институте, и второй незнакомый – тощий, белобрысый, неприятный. Хватают за руки, не церемонясь, волокут к машине.
А! Молодой человек в тёмно-синей толстовке бросился к ней на помощь. Так это он принёс её сюда? Раздел-то зачем?
Что-то не сходилось.
Борясь со слабостью и качкой, упёрлась ладонью в красную простыню и приподнялась. Потом села, хватая спадавшую толстовку. Закуталась, обвела взглядом пространство. Муть постепенно развеивалась, открывая абсолютно белое, залитое мёртвым электрическим светом помещение. В дальнем углу, бодая лбом косяк двери, стоял парень. Брюнет. Вроде как тот самый, что подоспел на помощь. Или не на помощь? Может, он заодно с ординарцами Рохлина?
Вот! Рохлин Жора! Теперь всё встало на места. Именно известный в универе мажор затаил злобу на непокорную «монашку». Его дружки подкараулили возвращавшуюся в общагу Марину. И что теперь? Что нужно самовлюблённому баловню судьбы от скромницы, не пожелавшей принять его покровительство?
Снова нахмурилась и куснула губу, ловя ускользавшую нить рассуждений. Надо вникнуть в диалог. Что незнакомый парень обсуждает с дверью?
О! Так они заперты, и смеющийся голос обещает отпустить брюнета, если тот… Ой… За что ей это? Почему так с ней хотят обойтись?
В груди стало тесно. Ком подкатил к горлу и перекрыл доступ воздуха.
Люди! Вы люди вообще?
Больше всего на свете ей хотелось сейчас оказаться в светёлке в доме приёмных родителей. Пусть даже в качестве наказания. Просто сидеть у крошечного окошка и любоваться цветущим садом, открывавшимся за ним видом на поле, на далёкий лес. И чтобы никого не было рядом. Никого! Быть одной. Ни от кого не зависеть.
Неужели Бог, о милости которого так много говорила мама Вера, не дарует ей осуществление такого простого желания?
Нет. Она не одна. Парень, наконец, обернулся,
Марина сжалась, плотнее запахивая на голом теле его толстовку.
– Не бойся, – сипло сказал незнакомец, – не трону. Как тебя зовут?
Он присел на краешек кровати. Матрас шевельнулся под его тяжестью, Марину снова заштормило. Она свела брови к переносице, сморщила нос, ловя сосредоточенность. Выдержав «мхатовскую» паузу, заговорила:
– Тебя обещали отпустить, если…
– Не играю по чужим правилам! – резко оборвал её парень. – Уйдём вместе. Я Алексей. А ты?
– Мариийн.
– Что? Как? – тёмные брови взметнулись вверх.
Тут в памяти возник очередной забытый эпизод. Детский распределитель. Супружеская пара выбирает девочек, чтобы увести в семью. Пятилетка жмётся за спинами, из-под ресниц наблюдая за высокой женщиной, у той впалые щеки и прищуренные глаза. Страшно.
Страшно, что заберут. Страшно, что оставят.
Больше всего на свете девочка хочет, чтобы за ней пришёл отец. Настоящий, родной. Она прижимает к груди висящее на прочном шнурке колечко с тёмным камнем и беззвучно шепчет своё имя. Нельзя забывать, ведь, потеряв имя, она никогда не найдёт отца.
Ах, да. Взрослые незнакомые люди, сказали, что он умер. Но, может быть, они ошиблись? Вдруг умер другой дядя – тот, что спал на соседней кровати. Её отец сильный! Он не должен умереть!
– Как тебя зовут, крошка? – чужая женщина успела подойти ближе и наклонилась.
Теперь можно было рассмотреть в щёлочках между веками её серые глаза. Почему-то захотелось верить этому довольно сухому, но не злому голосу.
– Мариийн, – ответила и скромно улыбнулась.
– Хорошо. Я мама Вера, – она распрямилась, беря девочку за руку, и указала на мнущегося у выхода мужчину: – А это папа Коля. Николай, Марину тоже забираем. Оформи всех пятерых.
Так началась жизнь в детском доме семейного типа. Мариийн стала Мариной.
Почему именно это имя вспомнилось сейчас? Она нервно провела рукой по глазам и щеке. Почему? Почему всё так?
– Перстень какой необычный, – шепнул Алексей, – не видел таких.
– А-а-а… – Марина посмотрела на колечко. – Папа говорил, что в безвыходной ситуации надо нажать на камень, и всё образуется.
– О как! – ухмыльнулся парень. – Я тоже такой хочу. Уже испытывала?
Марина покачала головой. Она и сама не верила в чудеса. Просто отец хотел приободрить её, вот и подарил веру.
– Только один раз подействует. У меня ещё не случалось настолько безвыходных… – замолчала, вздрогнув.
Их беседу грубо прервали.
– Эй! – донеслось от двери. – Что вы там телитесь? Скучно наблюдать. Давайте поживей!