Я тебя не предавал
Шрифт:
— Какого хера ты творишь?
Мы с Мирным сцепляемся и сносим зеркало в его прихожей. В какой-то момент он берёт меня массой, но я выкручиваюсь, и мы меняемся.
— Что она здесь делала, Мир?!
Резким рывком толкаю друга на стену и ударяю об неё затылком, наступая ботинком прямо на деревянную раму под ногами. Она трещит, скрипит, зеркало выскакивает из пазов.
— Тебе-то что? Не твоя же! — скалится Мирный и встряхивается, давит мне на кадык, грозясь сломать горло. За что тут же получает по рёбрам и, резко выдохнув, врезается коленом
Разлетаемся к разным стенам. Тяжело дыша, зло смотрим друг на друга.
— Моя, — рычу раненым зверем. — Это моя Ведьма, Мир! Только моя! — голосовые связки ещё ни хрена не слушаются.
— Когда ты собирался мне об этом сказать, а?! — стирает кровь с разбитой губы. — Может, ещё гайцов позовём? — усмехается разбитыми губами.
— Догадался, — нервно хмыкаю.
— Нет, блядь, я такой же тупой, как ты, — его ухмылка становится провокационной, и меня вновь захлёстывает волна ярости.
Мы снова врезаемся друг в друга, нанося удар за ударом. Не критично, но довольно болезненно. Я выношу Мирного в просторную комнату. Он подножкой роняет меня на пол, за что тут же получает короткий, резкий удар в челюсть. Теряется, я сталкиваю его с себя, поднимаюсь на ноги. Мир тоже встаёт.
— Стопэ, мужики! Стопэ! — рявкает непонятно откуда взявшийся Рустам, вклиниваясь между нами. Поднимает вверх две бутылки вискаря. — Сыворотку правды принёс. Остыньте. Так всё равно ни хера не решить!
У Мирного, как у быка, ноздри ходуном, стойка всё ещё боевая. Я тоже тяжело дышу и никак не приду в себя. Смотрю на друга теперь как на врага, но никак эта роль на него не ложится.
Меня так не дёрнуло от предательства Серпа. Так случается, когда учителя предают ученики. Но от даже потенциального предательства Мира коротит.
Мне хочется разбить ему рожу за то, что Мирон допустил возможность говорить о нём в таком ключе. Люди редко лгут перед смертью. Серп указал на него… Но моя логика быстро выстроила целый ряд ситуация, в которых Мирный мог грохнуть меня тихо и незаметно. Не сделал. Значит, у него могут быть другие задачи. Информатор? Посредник?
Однажды его уже пытались взять за жабры через сестру. Тогда он просил помощи, и я помог. Но и он помогал мне ни раз. Что сейчас? Ещё и Ира, чтоб её! Он специально рядом? Что он знает?
Так и крышей можно потечь. В висках пульсирует. Ёбаные эмоции! Самый злейший враг в таких ситуациях. Ненавижу, когда личное вмешивается в работу! Начинаешь терять контроль, становишься уязвим к простым человеческим чувствам. Ошибаешься…
— Знаешь, кто привёл меня к тебе? — смотрю ему в глаза.
Мир чуть прищуривается, но взгляд не отводит. Не боится. Один из немногих, у кого иммунитет на Палача. А потому что нет за спиной никого. Он один.
— Ну и? Кто же привёл тебя ко мне? — всё же спрашивает, когда пауза затянулась.
— Не-не-не, — снова вклинивается Рустам, — сначала успокоительное, потом ответы на вопросы. Ворон, грохнуть предателя мы всегда успеем.
— Предателя?! — взвинчивается Мир. — Я, блядь, предатель?!
—
— Раскомандовался! — по инерции рычу на Руса.
Ухожу в ванную. Брызнув в лицо прохладной водой, упираюсь ладонями в раковину и смотрю на свою уставшую перекошенную рожу. Спать бы надо чуть больше, но, сука, некогда! Если сейчас остановиться, вся проделанная работа окажется напрасной.
Женщины… Они творят с нами поистине невообразимые вещи. Внутри меня будто вековые льды растаяли, оголив нервы. Знала бы она, как влияет сейчас на меня. Знает... Ведьма. Специально добивает. Ничего, я потерплю. Ради неё я выдержу всё.
Ира, я клянусь, когда весь этот пиздец закончится, я пристегну тебя к кровати и не отпущу до тех пор, пока мы не поговорим. Ты мне всё расскажешь. Хватит этих качелей, родная. Ни тебе, ни мне от них не легче.
Выхожу к мужикам. На кухонном столе стоит три чайные кружки и открытый вискарь. Мирный запирает дверь, умывается, садится верхом на одну из табуреток. Я выкладываю на стол свой пистолет, показывая, что сначала готов выслушать его версию событий. Убедит, я буду только рад. Нет? Значит, дружба — действительно слишком большая роскошь при моём роде деятельности.
Рус плещет вискарь по кружкам. Расталкивает нам. Молча выпиваем залпом, наливаем ещё. Снова залпом. И ещё по одной. Градус вставляет, потому что последний раз я ел сегодня утром, откусив пару раз от Дунькиного кривого бутерброда. Вчера перебился шаурмой. Ни на что нет времени.
Рассаживаемся с Рустамом. Смотрим на Мирного. Его взгляд тоже чуть поплыл.
— Чё там тебе Серп наплёл про меня? — спрашивает друг.
Коротко обрисовываю ему ситуацию. Хмыкает.
— То есть ты пришёл в мой дом. Со стволом и угрозами. И ждёшь объяснений? — кривая ухмылка искажает губы. — А не охуел ли ты, Ворон?
Он достаёт свой ствол и кладёт на стол напротив моего. То, что тот заряжен и готов палить, сомневаться не приходится. Смотрим друг другу в глаза. Он прав. И тоже может меня грохнуть в любую секунду. Но я предлагаю диалог.
— Если охуел, я отвечу.
— Я тебя не предавал, — сухо и коротко. Но одна эта фраза, сказанная тем самым тоном, которого я ждал, развеивает все сомнения на интуитивном уровне. Доказательств нет, но я всё равно верю. Не башкой, тут всё сложнее, чутьём, интуицией принимаю его версию.
— Я столько раз мог тебя грохнуть. Да хоть на той промзоне, никто бы не подкопался.
И это тоже правда.
— Я не твоя шестёрка, Паш, и не работаю в твоей команде. У нас вообще общих дел нет, кроме взаимовыручки на добровольных началах. Угрожать мне некем. Купить нечем, — залпом осушает чашку и смотрит на меня, ожидая какой-то реакции.
— Я рад, что ошибся, — протягиваю ладонь.
Мирный закатывает глаза и снисходительно пожимает. Лыбимся, как пьяные идиоты. Отпускает. То напряжение, что давило внутри, ослабевает.