Я тебя придумала
Шрифт:
Я резко вздохнула и чуть не закашлялась, когда ледяной воздух в очередной раз вошёл в лёгкие и пронзил тело до самых пяток.
Оракулу нельзя отказывать… Я знала это. Чёрт, я ведь сама, сама его создала! Но разве я могла тогда подумать, что однажды мне придётся испытывать его сомнительные таланты на себе?
И как же не хотелось отвечать. Показалось, внутри меня что-то зашевелилось — что-то совсем маленькое, но очень больное, окровавленное, страдающее, — и, подняв несчастные глаза, прошептало:
— Нет…
Я
— Показывай.
Туман вокруг превратился в густую, клубящуюся тьму. А потом она обняла меня, заглянула в глаза, несмотря на то, что они были закрыты, ласково охладила спину между лопаток, словно коснувшись этого места ладонью, и тихо сказала уже без всякого хихиканья:
— Договорились.
***
Был в моей жизни человек, который значил для меня больше, чем все на свете шоколадные конфеты, булочки и пирожные. Больше, чем любимые книжки, волшебные сказки и собственные фантазии. Больше, чем весёлые игры — прятки, догонялки и лазанье по деревьям. Больше, чем солнечный свет, зелёная листва на деревьях, птичье пение весной и запах осенних листьев. Больше, чем родители. Больше, чем сама жизнь.
Этого человека звали Олег. И мы всегда были вместе — с того самого момента, когда почти одновременно вылезли из маминого живота. Брат и сестра.
Мы никому не говорили, кто из нас старше, потому что это не имело никакого значения.
Я не представляла жизни без него. Все радости и горести мы делили пополам, и мои детские воспоминания так же неразрывно связаны с братом, как дерево связано со своими корнями. Мы делали это добровольно, сами не хотели разлучаться ни на секунду, часто даже засыпали, обнявшись.
Я понимала Олега, как саму себя, а он понимал меня. И нам обоим не нужны были никакие друзья, потому что мы давали друг другу всё. Конечно, мы общались со сверстниками, но по сравнению с тем, что для меня значил Олег, остальные казались просто бледными тенями.
Родители считали, что со временем эта странная связь пройдёт хотя бы потому, что мы разного пола. Мол, мальчикам — мальчиковое, девочкам — девчачье. Но они ошиблись. С каждым годом мы всё больше понимали, что не можем друг без друга, наша связь только становилась крепче.
Мы с Олегом были не похожи. Весь рост, видимо, при рождении достался ему, поэтому, когда я становилась рядом с братом, казалось, что я младше его года на три. Я была кудрявой и сероглазой, Олег же сражал девчонок наповал прямыми светло-русыми волосами и каре-зелёными глазами. С семи лет он ходил в различные секции, занимался каратэ и боксом, и поэтому к четырнадцати годам развил внушительную мускулатуру. Рядом с ним я всегда выглядела крошечной и очень тощей мышью.
— Ты — моя маленькая девочка с большим сердцем, — так говорил мне брат. — И я обожаю твои веснушки!
Я была абсолютно счастлива только вместе с Олегом. Только ему давала читать свои рассказы,
Я любила Олега больше всего на свете. Наверное, нельзя так любить. Нельзя так любить, чтобы быть готовым без промедления продать душу дьяволу за того, кто тебе дорог, отречься от Бога и самой себя, лишь бы он был счастлив. Наверное, нельзя…
Иначе как объяснить, почему у меня отняли брата?
***
Тьма расступилась, холод, сковывающий сердце, схлынул, и я оказалась на парковой дорожке, залитой ярким солнечным светом. Зажмурилась на миг, когда солнечный луч ослепил меня, но почти тут же распахнула глаза, услышав громкий крик:
— Догоняй! — и радостный, счастливый смех.
Я сжала кулаки, впившись жадным взглядом в черты лица мальчика, мчащегося мне навстречу. Сердце жалобно забилось, словно стремилось выпрыгнуть прямо из глотки, кто-то маленький, жалкий и окровавленный поднял голову и, грустно уставившись на бегущего, тихо, отчаянно заплакал.
— Быстрее, Полиша! Давай, сестрёнка!
Каре-зелёные глаза лучились восторгом, в растрепавшихся волосах запутались солнечные лучи, губы растянулись в лукавой улыбке…
— Стой! Олежка! Так нечестно!
На обладателя второго голоса я даже не посмотрела — каждый день я видела этого человека в зеркале.
— Почему? — довольный, искрящийся счастьем смех.
— Ты сильнее! Больше!
В каре-зелёных глазах мелькнула такая нежность, такая любовь и ласка, что я чуть было не бросилась вперёд, забывшись… Забыв, что это всего лишь видение. Моё прошлое, которое давно осталось далеко позади.
А потом он резко обернулся и, поймав в объятия не успевшую затормозить маленькую кудрявую девочку, расхохотался.
— Попалась!
— Зазнайка! — Она вырывалась, правда, скорее показательно, чем по-настоящему. — Ты — зазнайка, Олежка! Так нечестно!
Я вздрогнула, когда услышала его тихий ласковый голос, который я тогда даже не расслышала… Но зато расслышала сейчас.
— А я и не отрицаю, Полиша.
Не выдержав, я рванулась вперёд, пытаясь достать рукой освещённую солнцем фигуру, дотронуться, увидеть родной, тёплый взгляд, предназначенный мне одной.
Но вокруг вновь заклубилась тьма, грубо хлопнув меня по руке. И двое обнимающихся детей скрылись с моих глаз — теперь уже навсегда.
.
Когда тьма вновь расступилась, открыв моему взору балкон, уставленный цветами, я не сразу увидела крошечную фигурку, съёжившуюся в углу, где стояли мешки с землёй, сидящую на холодном полу. Она не издавала ни звука, но я почему-то знала, что она плачет. Беззвучно, но не менее горько.
— Полиш! Ну, маленькая! — послышался встревоженный голос из комнаты. — Хватит прятаться!