Я тебя придумала
Шрифт:
— Как думаешь, разводить костёр безопасно? Всё-таки Эллейн…
Хоть и было темно, но я всё равно разглядела какую-то странную улыбку, появившуюся на лице Ленни.
— Безопасно. Я поставлю вокруг отвращающий купол. Она тебя впечатлила, да?
— Эллейн? Не то слово, — я нахмурилась. — Стерва та ещё. И магичка сильная. Наверное, сильнее Аравейна. А мне говорили, что он самый-самый.
— Так и есть. Эллейн… просто другая. Но она не сильнее Аравейна.
— Да? Это утешает.
Ленни немного помолчала, а потом вдруг сказала такое,
— Он учил её.
Я закашлялась, потеряла равновесие и непременно упала бы на землю, если бы девочка не подхватила меня под локоть.
— Кто?! Аравейн?!
— Да. Он учил Эллейн магии.
Выпрямившись, я задумалась.
Та-а-ак. А может, я вообще зря иду в столицу? Если этот Аравейн такой же, как моя знакомая рыжая стерва, то не светит ли мне в самое ближайшее время личный холмик на кладбище?
— Он не такой, как Эллейн, — будто подслушав мои мысли, сказала Ленни. — Аравейн выгнал её, когда понял, что она…
Девочка вдруг замолчала, кусая губы. Глаза её отчаянно блестели. Что с ней такое?
Я наконец закончила одеваться и, сделав шаг вперёд, взяла Ленни за руку. Она вздрогнула. Опять!
— Ленни…
— Эллейн предала императора, — выпалила девочка, и почему-то из её глаз потекли слёзы. — Она была его любовницей около десяти лет. Верная, как собака, она выполняла все его указания. И любила его. А император женился на другой и выставил Эллейн, когда она стала не нужна ему.
Я нахмурилась.
— А как именно она предала императора?
Ленни подняла руку и стёрла с щеки слёзы, в лунном свете казавшиеся сделанными из серебра.
— Эллейн работала на Тайную службу. Она была шпионкой, выполняла самые сложные задания в Мирнарии. И однажды просто рассказала реформаторам — тем самым реформаторам, от которых мы только что убежали — то, что не должна была рассказывать. Эдигора тогда чуть не убили. И после этого герцог Кросс и Аравейн догадались, что Эллейн ведёт собственную игру… что она вовсе не преданная влюблённая комнатная собачка, а злая, мстительная сучка, которая только и мечтает о смерти императора.
Ленни говорила с такой горечью и болью в голосе, что я непроизвольно подняла руку и погладила её по волосам.
Почему-то мне было жаль эту девочку. Хотя я ничего о ней не знала — ничего, кроме имени — тем не менее мне почему-то хотелось сказать ей что-то хорошее, утешить, стереть из её глаз тоску, боль и обиду.
Но она опять вздрогнула. Я нахмурилась, но не убрала руку.
— Что с тобой такое, Ленни? Почему ты плачешь, рассказывая мне это сейчас? Почему дёргаешься, когда я прикасаюсь к тебе? Что с тобой сделала Эллейн?
Тёмные глаза девочки вновь наполнились слезами.
— Она разрушила мою жизнь, — шепнула Ленни. — Пожалуйста, не заставляй меня рассказывать эту историю… Эллейн уничтожила меня, убила надежду на счастье в будущем. Она подарила мне только одно — умение колдовать. Обучала меня магии, как будто она может заменить…
Ленни опустила голову и еле слышно всхлипнула. И я, не выдержав, подалась вперёд и крепко обняла девочку.
Странно… Но в тот момент, когда я прижала к себе хрупкое тело Ленни, почувствовав, как дрожат её плечи, услышав её тихий, взволнованный голос, мне почему-то показалось, что я держу в руках что-то очень знакомое и по-настоящему родное.
— И себя я тоже ненавижу за эту жалость! — Ленни заливала горячими слезами мою рубашку. — Я не хочу жалеть Эллейн… Но я уже давно с ней, я с ней такое количество лет, что просто не могу не знать, как она несчастна, как одинока, как хочет просто быть обычной, любить своего мужчину, зная, что и он её любит! Эллейн разрушила мою жизнь, но я всё равно жалею её. Почему?! Скажи мне, почему?!
Я взяла лицо Ленни в ладони и посмотрела девочке в глаза. Они были полны слёз, губы дрожали…
Как же мне знакомо это чувство! Только его я испытывала к самой себе. Я ненавидела себя. За то, что не смогла спасти Олега, осталась жить дальше, без него. Ненавидела себя за слабость, за совершённую когда-то ошибку. И при этом я жалела саму себя. Отчаянно жалела. И ненавидела себя ещё и за эту жалость.
— Потому что ты — хороший человек, Ленни, — сказала я, улыбнувшись. — Это называется не жалостью, а состраданием.
В её глазах мелькнуло удивление. Губы перестали дрожать. Несколько секунд девочка вглядывалась в моё лицо, а потом вдруг спросила:
— Как тебя зовут?
Действительно, я же не представилась. Глупо получилось.
— Линн.
Когда я назвала Ленни это имя, она почему-то приоткрыла рот, словно сильно чему-то удивилась, а затем выдохнула:
— Маленькая…
Значит, она знает эльфийский? Ведь именно с него моё имя переводится, как «маленькая».
— Так меня называет Рым. Тот орк, с которым мы сбежали. Вернёмся к нему и Тору, да? Мне очень хочется есть.
Она согласно кивнула, и мы поспешили обратно. Туда, где уже мирно беседовали возле разгоревшегося костра наши спутники.
.
Я думала, мне придётся спать под одним одеялом с Ленни, но нет — девочка, оторвав от собственного рукава кусочек ткани, умудрилась увеличить его настолько, что под этим «одеялом» вполне мог бы спать Рым, причём ещё и три раза в него завернувшись.
Тор, увидев такое чудо, только хмыкнул.
— Н-да. Брашу с Милли будет, чему у тебя поучиться.
Ленни вздрогнула.
— Браш? Милли? — В её голосе почему-то мне послышался испуг. — Кто это?
— Наши друзья, — я успокаивающе улыбнулась девочке. — Они маги. Но не такие сильные, как ты.
После относительно сытного ужина — мы смели всё подчистую, не оставив на завтрак даже крошки — решили поспать несколько часов, благо до Лианора недалеко, да и Ленни обещала поставить на ночь такую защиту, под которую не сможет залезть никто из реформаторов.