Я тебя заколебаю!
Шрифт:
– Я тебя тоже люблю, - хмыкнул Вениамин. Притянув меня к себе поближе, он выразительно постучал пальцем мне по лбу, заметив. – Но сегодня именно в этой хорошей головке зародилась мысль, что я действую ей на нервы, потому что хочу повесить на неё серию убийств.
– Да простит меня незабвенный Гошик, чья хозяйка была так «умна», что притащила канарейку на аутопсию…- Харина озадаченно почесала бровь. – Но то, что здесь происходит будет куда-а-а интереснее. Впрочем, зная, как ты флиртуешь, Веня, я удивлена, что это всего лишь обвинение в убийстве… А не оно самое.
– Сказал человек, чуть не вскрывший
– Но не вскрыла же! И потом…
– Так, стоп, - с трудом вклинившись в ставшую уже привычной пикировку, я недоверчиво покосилась сначала на веселившуюся Харон, затем на недовольного Араньева. После чего озвучила-таки волновавший меня вопрос. – Вы что… Хотите сказать, что это… Это ты со мной флиртовал так?!
– Упс, - широко улыбнулась Харон. И тут же предложила. – Успокоительный сбор?
Я согласно кивнула головой, всё ещё пытаясь переварить свалившееся на мою голову откровение. С одной стороны, мне было лестно осознавать, что к моей скромной персоне применяли такие нетривиальные способы подкатить. Одно попадание в отделение полиции чего стоит! А эти романтичные попытки ограбить холодильник? Шантаж телом стриптизёра, будь он не ладен, в чужой ванной? Куда там Онегину с его письмом! С другой…
С другой, желание придушить соседа было просто невероятным. Просто потому что… Потому… Потому…
А почему, собственно?
Вопрос оказался из разряда риторических. Нет, я честно попыталась найти хоть одну объективную причину для таких членовредительских порывов. Уж слишком не характерная для меня агрессивность, на самом-то деле. Но, то ли Сатурн не в той Венере, то ли мой уровень ай-кью внезапно упал, чуть ли не вдвое…
В общем, характеристику на бывшего выпускника, закончившего школу ещё до моего рождения, которого я в глаза-то ни разу не видела, написать и то проще, как оказалось. Намного проще, чем разобраться, что я испытываю к сидящему рядом мужчине. Симпатичному, эрудированному, не лишённому чувства юмора мужчине.
Я нервно хохотнула, почесав нос и искоса глянув на насмешливо улыбающегося Вениамина. Ну да, всё так: и симпатичный, и мозги есть, и чувством юмора не обделили, ага. А ещё Веня – то ещё «сокровище», ядовитое и колючее. И вообще, он мне дворового кота напоминает, потрёпанного жизнью, наглого и полностью осознавшего собственную брутальность.
Ты можешь хоть до зелёных ёжиков гонять его по квартире и всему двору, но, так или иначе, подсунешь ему под нос очередную вкусняшку. И глядя на Араньева, я точно также не могла определиться, чего мне хочется больше – придушить его или накормить. Или и то и другое, возможно даже одновременно.
Блин, Шолохова, о чём ты думаешь, а?
«О мужчине» откликнулось подсознание голосом непревзойдённого кота Бегемота. О мужчине, который тебе всё-таки нравится. Да, вы не можете спокойно сосуществовать рядом друг с другом, да в него влюблена твоя лучшая подруга и вообще, всё происходящее отдаёт изрядным привкусом бразильских мелодрам. Но…
– Веня, ты идиот, - наконец, угрюмо откликнулась я. И поёжилась от внезапного сквозняка, просочившегося из приоткрытой двери в коридор. Снова вздохнула и, наконец, задала терзавший меня всё это время вопрос. – Так этих мальчишек… Их что… Их всех убили, получается?
Я кожей
– Скажем так, - после минутного молчания, откликнулась Харина. И задумчиво погладила нижнюю челюсть скелета, аккуратно пересчитывая пальцами зубы. – Следов насильственной смерти я не нашла. Явных следов, конечно же. А, учитывая, что дети-то государственные, да еще и из категории неблагополучных… В общем, я в наши правоохранительные органы верю, уважаю их безмерно, да. Но могу поспорить на свой любимый скальпель – дела повиснут «глухарями» в районных отделах полиции. Если их вообще кто-то решится открыть.
– Но… А… - я недоумённо моргнула, пытаясь переварить таки откровения. Получалось с трудом. Нет, во мне было достаточно цинизма, чтобы осознавать такую простую истину, как «Каждый сам писец своего счастья». Я прекрасно понимала, что и законодательство у нас не идеальное, и люди корыстные и вообще, всеобщее благо понятия такое растяжимое, что можно сказать, оно не существует в принципе. Но блин!
Это же дети. Да, не простые. Да, с багажом не самого приятного опыта. Да, их не возьмут под опеку, не усыновят и они навсегда останутся со своим статусом как с клеймом. Но это же дети…
Дети, мать вашу! Кому они могли помешать-то?!
– А на этот вопрос у нас пока что нет точного ответа, - задумчиво протянула Харон, сжимая в своих далеко не женских объятиях отчаянно похрустывающий скелет. И я невольно смутилась, осознав, что брякнула это вслух. – Всё, что известно мне, так это то, что трупов слишком много для обычной, хоть и жутко грустной статистики. Что их травмы не вызывают подозрения, но лишь на первый взгляд. И вообще… Один случайность, ну два. Ну три, с большим натягом и парой стопок спирта. А вот семь…
Я моргнула, пытаясь понять, что меня смущает в её словах. А когда поняла, судорожно сглотнула и хрипло уточнила:
– Семь? Речь же шла о пяти…
– Харон? – Араньев замер, настороженно уставившись на подругу. – Я чего-то не знаю?
– Ну…
Вот это самое «ну», в комплекте с чуть виноватым выражением лица патологоанатома сказало мне куда больше, чем я хотела бы знать. Я даже отстранённо подумала, что спасительный обморок был бы сейчас как никогда кстати. Но, как назло, я оставалась в сознании, в своём уме и трезвом разуме. И даже смогла, откашлявшись, выдавить из себя, не глядя по сторонам:
– А может, всё-таки, спирту, а? Пожалуйста…
И носом шмыгнула, для пущей, так сказать убедительности. Вот только вожделенного алкоголя мне так и не выдали. Вместо него в моих руках оказалась горячая кружка травяного настоя, сильно отдающего мятой и лимонником. Араньев проследил, чтобы я сделала два больших глотка, а после…
– Харон, что значит ещё двое? – его холодный, занудный тон пробирал до мурашек. Я даже невольно подумала, что из Вениамина получился бы интересный книжный герой: многогранный и совершенно непредсказуемый.