Я то, чем ты меня видишь I
Шрифт:
Она попыталась встать от своего зеркала. Это удалось Миере с трудом, её знобило, и боль в голове вернулась с новой силой. Её здоровье уже очень давно пошатнулось из-за долгих бессонных ночей и постоянной работы. А теперь долгая поездка на пронизывающем ветру не прошла даром. « Может быть, позвать Шадоу и приказать ему осмотреть меня?» – Подумала венценосная Владычица, прижав дрожащие руки к груди, которая горела в огне. Но нет, она с ужасом отвергла эту мысль, как только представила, как её исполнительный слуга поднимает её на руки и несёт в постель её хрупкое тело. Она не хотела, чтобы он дотрагивался до неё, у него были омерзительные, холодные как лёд руки. Миера вообще ненавидела, когда кто-то касался её, это всегда вызывало
Белое как алебастр тело Миеры было укутано тёмным покрывалом, а голова в ореоле каштановых волос безмятежно покоилась на подушке. Ей снился её новый мир, идеальный как чёрный кристалл, окутанный дымкой теней и пустоты.
Глава 4. Доктор.
Она не хотела открывать глаз. Ей было слишком страшно. Темнота была повсюду. Она окружала её. Тот человек вышел из темноты. Сначала она увидела его профиль, точно как у рыцаря из старинных фарсов, он крепкими руками в железных перчатках держал её перед собой в седле, он слишком сильно сдавил ей талию. Быть может, ей очень захотелось в это поверить, он так жёстко держал её лишь для того, чтобы она не упала, но всё же ей было очень больно. И тут неожиданно их взгляды встретились. У него были злые, очень злые глаза. Он поднял руку и ударил её по голове своей железной перчаткой. Тьма, тьма, одна непроглядная тьма. А ещё холод и сырость. Холод пронизывал её насквозь. Она уже не чувствовала ни ног, ни рук, всё тело её окоченело. Только боль в голове обострилась, она стала невыносимой. Затылок и виски были охвачены огнём. Сердце всё ещё билось, пульсирую, тук-тук-тук. И этот отвратительный запах, запах сырости и болот.
Изо всего этого теперь ей совсем не хотелось открывать глаз. Ей было слишком страшно. Оттого хотелось стать чем-то маленьким и незаметным. Только бы никто опять её не ударил. Всё тело болело, но ей было тепло, или скорее даже жарко. Кончики пальцев рук и ног покалывало, будто бы в них вонзалось тысячи маленьких иголочек. Тяжесть навалилась на неё, она сдавили грудь и дыхание, она же заменила собой головную боль. Голова была пуста и тяжела, а вот шею и плечи ломало.
Она не помнила ничего, ни своих близких, ни друзей, ни своей жизни, ни того кем она была, не своего имени. И при этом голова её была полна всевозможных знаний, но все они смешались. Математические и физические уравнения вставали то между строк сонетов великих поэтов, она помнила их имена и даже их портреты, картинные портреты, а то ещё лучше, между нот для фортепьяно, но о себе она не знала ничего, даже своего имени.
Свет или тусклое его подобие впервые стал пробиваться сквозь сомкнутые веки. Что-то тёплое потрескивало совсем рядом, наверное, это были дрова в камине. Пахло теплом, горячей водой, да она вдыхала тёплые пары, пахнувшие целебными травами, а ещё было что-то лекарственно едкое. Со лба вдруг сняли что-то мокрое и липкое, затем послышался звук отжимаемой с полотенца воды, которое потом снова вернули ей на голову. Опять запах уксуса и трав врезался в нос с новой силой. Но, тем не менее, это было приятно, должно быть этот компресс и снял головную боль. Волосы тоже полностью пропитались этим отваром из трав. Всё же она решилась открыть глаза.
Комнату освещал небольшой масляный светильник и огонь из очага, над которым склонился какой-то человек в длинном потрёпанном плаще. По всему помещению: у потолка и у окон были развешены пучки каких-то трав, ромашку и душицу она точно смогла разглядеть. На большом деревянном столе было разбросанно множество листов бумаги, исписанных нечитаемым почерком. Очаг, стол,
Человек поставил кипятиться воду на огонь и повернулся. Хозяину этого жилища было на вид лет сорок пять, может быть несколько больше. Он был одет как бродяга, его рубашка и штаны были в заплатах, а сапоги сильно сношены. Русые до плеч волосы у висков уже слегка серебрились. Сложен он был довольно крепко, его тело говорило о выносливости, приобретённой беспокойной жизнью. Но главное лицо, такое выразительное, смелое и решительное, оно казалось на первый взгляд неприветливым и суровым, а быть может даже и грубым. Но это было не так, спокойные рассудительные голубые глаза были как-то по-особенному, по-своему добрыми. Что-то в этом человеке показалось девушке знакомым, будто бы однажды она уже видела его, или вернее не его самого, а кого-то очень на него похожего. Почему-то ей казалось, что это была женщина. Да, молодая женщина, те же глаза, та же принципиальность, твёрдость и решительность в чертах. Но почему-то она никак не могла вспомнить её.
– Простите, – чуть шевеля губами, прошептала больная девушка.
– Молчи, девчонка, ничего не говори, – строго выговорил ей он, не очень-то он любезен.
В глиняную кружку он налил какого-то отвара и, подняв ей голову, стал поить её им. А руки у него всё-таки были заботливые и мягкие, а ещё такие тёплые. Ей стало чуть легче дышать.
– Спасибо, доктор, – улыбнувшись, нежно выговорила девушка, когда он её отпустил. Она уже точно знала, что перед ней врач, и притом очень хороший врач.
Но лучше бы она этого не говорила, лицо его исказилось гневом.
–Никогда не называй меня доктором, – прикрикнул на неё этот странный человек.
– Простите, но как же мне тогда называть Вас, – испугано, с взглядом запуганного зверька, спросила она, – скажите, как Ваше имя?
– Никак, – всё так же гневно произнёс он, – а теперь замолчи, тебе вредно разговаривать!
Больше она не проронила ни слова, она была всё ещё очень слаба. А вскоре молодая женщина заснула, одурманенная лекарствами и травяными запахами, ей был очень нужен этот целебный сон.
«Меня никак не зовут, девочка, – подумал он, устало опускаясь в кресло. – Ибо в этом проклятом мире, кто назвался по имени, тот тотчас открылся врагу. А врагов у меня слишком много. И врач здесь самая неблагодарная профессия, особенно, когда ты талантливый врач. Ведь стоит мне кого-нибудь спасти, меня тут же провозгласят колдуном. Ненавижу всех этих тупиц и невежд, а ведь, сколько их я поведал на своём веку. А ещё всё это очень небезопасно, если знаешь, как по-настоящему зовётся наша Магистр Медицины. Ведьма она проклятая, ненавижу её, а она меня». – Мысль о том, что его ищет Владычица Зельзграда, заставила на миг содрогнуться этого смелого человека.
Нет, нет, довольно, если жить воспоминаниями, так можно и с ума сойти. Здесь, теперь в этой глуши, он ведёт тихую и неприметную жизнь. О нём забыли, они думают, что он умер, ну и пусть, так лучше.
И всё-таки, эта несчастная, больная девочка… Кто она? Он достал из кармана медальон, что снял с её груди и открыл его. Два портрета с подписями, один вне всяких сомнений её. Так вот значит, как она зовётся: Милидия Фейрфакс. Фейрфакс, Фейрфакс, что-то такое знакомое и давно забытое. Нет, он не может вспомнить этой фамилии, и всё же она кажется знакомой, до чего же странно. А вот второй портрет мужской, с подписью: Фредерик Фейрфакс. Это не может быть её брат, слишком уж они не похожи внешне. Они оба красивы и молоды, но сходства между ними нет. Так значит это её муж. Да, должно быть так, да и вещи такие чаще дарят друг другу возлюбленные, а не брат с сестрой, медальон с портретами, надо же, какая сентиментальность.