Я твой Ангел

Истомахина Таша

– Чай и кофе одновременно?! – бариста была удивлена моим выбором.

– Я беру чай для…, – назвать Михаэля другом просто язык не поворачивался, но и «напарник» прозвучал бы неуместно, – … своего знакомого.

Девушка улыбнулась и протянула мне вторую кружку.

– А почему мне печенье не дали? – хмуро и совсем по-детски спросил Михаэль.

Я отдала ему свое печенье, предложила пересесть к столикам на улице, и, получив отказ, без угрызений совести вышла из кафе одна,

устроившись на остывшей за ночь деревянной скамейке. Вид с этой стороны открывался на узкий переулок, мощеный брусчаткой. Вдоль стен одноэтажных домов с обеих сторон стояли глиняные горшки, из которых по беленым стенам тянулись тонкие стволы-«жилы», ветвящиеся лишь на уровне крыш, отчего над головами идущих нависал живой шатер.

Кофе почти остыл, но я намеренно пила его маленькими глотками, оттягивая момент, когда надо будет приступить к работе. Прошла неделя, с тех пор, как я начала работать Нумератором. Дни и поселения сливались в череду однообразных событий. Утро, завтрак в кафе, опрос, бутерброд на ходу, закрытые двери, тяжелые разговоры с респондентами, ужин в ресторанчике, яркая вереница снов всю ночь. Сегодня Михаэль постучал в мою дверь в гостиничном номере около восьми утра, дал пять минут на сборы и увез в другой городок, ближе к побережью. Сидя здесь, я почти слышала плеск волн и чувствовала горьковатый запах моря.

Из десятка жилищ, в которые мы попали в тот день, нам не были рады ни в одном доме. Опрос я проводила обычно в прихожей, иногда на кухне, неудобно примостившись или на скамейке от обуви или на табурете. Но в одном чудном доме темноволосая девушка проводила нас в гостиную. Наши пальто повесили на вешалку с вилками вместо крючков, изображающих человечков. Ручка вилки была изогнута крючком, в основании пробиты два гвоздика, как глазки, а сами зубчики изогнуты волнами, словно волосы. В гостиной вместо подставок для фото тоже были серебряные и мельхиоровые вилки: зубчики раздвинуты поочередно в разные стороны, благодаря чему ручка стояла вертикально, поддерживая снимок. В проем двери было видно, что на кухне тех же вилках, как на крючках, красовались разнокалиберные кружки, а самые красивые приборы были просто прикреплены к стене и служили держателями для заметок: в зубчики были воткнуты визитки, памятки, счета.

Хозяин дома был одет в вельветовые брюки и клетчатую рубашку, по цвету похожую на плед, которым был накрыт диван, а на его коленке пристроил голову «сливочный» лабрадор. И хозяин, и собака улыбались. Заметив, что я невольно разглядываю обстановку дома, мужчина улыбнулся:

– Эту коллекцию собирала моя жена. Многие вилки старше меня самого и достались по наследству.

– Я как раз хотела спросить вас о супруге: как давно она исчезла?

– Два года, пять месяцев и девятнадцать дней.

Я была несказанно удивлена:

– Вы помните точную дату?!

– Конечно, – хозяин дома машинально погладил собаку и вздохнул. – Элен ушла делать стрижку и не вернулась. На кухне до сих пор висит календарь, где она сделала пометку о визите в салон. А накануне она устроила нам с дочерью великолепный ужин: мы пили вино, слушали музыку и смеялись… Жена даже испекла пирог, хотя не очень любила готовить.

– Извините,

если вопрос покажется вам невежливым, но я должна спросить. Откуда вы знаете, что её звали Элен?

Хозяин дома внимательно посмотрел на меня, словно оценивая, насколько мне можно доверять, а потом позвал дочь:

– Милая, ты не могла бы принести сюда мамину последнюю записку?

Пока девушка искала письмо на втором этаже, мой собеседник признался:

– Знаете, что меня радует: то, что не пропадают дети.

Мы помолчали, а потом он снова заговорил.

– И ещё меня радует то, что мы с женой прожили душа в душу 27 лет, прежде чем она начала отдаляться от меня, – и тут хозяин дома заговорил сбивчиво и тревожно. – Говорят, что какие-то Драконы уводят их всех, но Элен сказала бы мне о таком. Она не смогла бы ранить меня известием про другого мужчину, но про чудовище бы точно рассказала! Может её преследовали, но я даже не догадался. Мы смеялись, потому что пирог подгорел, а вино оказалось не сладким, а сухим, и я предложил поменять бутылку – я ведь тогда еще мог передвигаться самостоятельно – но она сказала «НЕВАЖНО», а что тогда ВАЖНО – вы можете мне объяснить? Что вообще происходит, скажите же?!

Он успокоился только когда ощутил руку дочери на своем плече. И скулящая собака сразу притихла, стило девушке зайти в комнату.

– Папе почему-то до сих пор удобней думать, что в этом исчезновении замешан несуществующий сердечный друг.

– Конечно, ведь мне легче от мысли, что она жива и сейчас… замужем за другим мужчиной, чем представить, что какой-то Дракон, предвестник смерти…, – он не договорил, буквально задохнувшись эмоциями.

Девушка протянула мне листок бумаги, а сама села рядом с отцом, накрыв его руки своими ладошками.

И тут я призналась незнакомым людям, в том, во что сама до сих пор не могла поверить:

– Знаете, я тоже не доверяла сестре, когда она мне говорила, что ей является Дракон.

Чтобы не видеть реакции собеседников на мое откровение, я развернула листок и прочитала на нем те несколько слов, что остались на память о столь горячо любимой женщине: «Дорогие мои, люблю вас всегда. Меня звали Элен».

Тут я наконец вспомнила о присутствии Михаэля, буквально слившегося с обстановкой этого дома: его присутствие не выдавал ни вздох, ни комментарий. Я повернулась к нему, взмахнув листком:

– Элен словно знала, что с ней что-то произойдет! Это фактически прощальная записка!

Михаэль кивнул, но промолчал, а вот хозяева поспешно постарались меня выпроводить под предлогом нездоровья и волненья. Я попыталась узнать хоть что-нибудь о снах, но, похоже, мое замечание о том, что Элен готовилась «исчезнуть», сильно растревожило и девушку и её отца, поэтому я уходила из этого дома, так же как из всех – в атмосфере крайней недоброжелательности.