Я твой бессменный арестант
Шрифт:
Моим соседом по постели стал Царь. Наша койка стояла у открытого стенного проема, выходящего в прихожую. Койка была не на месте, на нее натыкались и входящие, и выходяшие. Выпуклости свалявшегося ватного матраса торчали сквозь широкие дыры гамака пружинной сетки, уцелевшей едва ли наполовину. По этой причине нам не подселили третьего.
Царь орошал по ночам постель. Он очень деликатно жался к самому краю койки, но подтекало и под меня. И неожиданно, без внятных причин, эта беда пристала и ко мне. Вскоре недуг ночного недержания, как эпидемия, охватил добрую половину ребят. Прудил под себя и Горбатый, и спавший
К утру спальня выстывала так сильно, что корочка льда схватывала потеки на полу под койками. Мы скрючивались улитками, поджимали колени к подбородкам, натягивали на уши тонкие байковые одеяльца, а ночью скатывались в объятия друг другу. Проснувшись, не разбирали, кто подпустил?
Хорошо, что спим врозь, — думал я о брате. Не хватало и ему этой напасти!
Днем Горбатый и Педя меняли свою измоченную постель на сухую с любой койки. Со временем все матрасы задубели и отличались лишь различной степенью влажности. От них разило мертвящим, выедающим глаза и ноздри зловонием. Желтые, не менее вонючие простыни были жестки как накрахмаленные.
Отменная вонь спальни хлестала по носу входящего, и воспитатели не любили здесь задерживаться. Понаблюдают за укладыванием или пробуждением, хлебанут глоток, другой густых, почти осязаемых ароматов непросохших постелей и смердящих испарений параши и, придерживая дыхание и прикрывая лица, уматывают поскорее.
— Во душегубка! — гримасничал Горбатый — Аж рыла воротят!
Принюхавшись, мы не испытывали страдательных эмоций. К тому же пацаны курили до тошноты, и табачный дым отчасти перебивал неистребимый настой закисающей мочи. Словом, отнюхай свое и молчи, спи; зябнуть и мокнуть во сне не так мучительно, как наяву.
Писунов развелось во множестве, а скопом к чему не притерпишься! И особых душевных переживаний ночной грешок не доставлял. Мочишься ты или нет, сидят твои родители или погибли в бою, огрубелая и жестокая у тебя душа или впечатлительная и ранимая, — никого не волновало. Мы предстали друг перед другом душевно обнаженными, лишенными поддержки домашнего мира с его ежедневной мерой хорошего и плохого, горестного и радостного.
10
В опечатанной квартире
Слабосильная шушера старшей группы несла хлебушек с обеда, пробавляясь гороховой баландой да жиденькой перловкой. А Толик как-то умудрялся не попасть на крючок. На окрики Горбатого он недоуменно хлопал длинными ресницами, выказывая постоянную готовностъ сорваться в громкий плач. И срывался при любом угрожющем окрике или подозрительных попытках заставить его играть на пайку. Толик умел прикидываться смертельно запуганным и начинал ныть при любом обращении к нему Николы, еще не зная причины этого обращения. Возможно, ему и раньше приходилось добиваться своего плачем; в приемнике он усовершенствовал это умение, держал поток слез наготове и успевал пустить его вовремя. Мог он и увильнуть от опасных общений, выскользнув из группы. Горбатый не очень наседал на Толика, видимо подозревая, что тот по малолетству, нарочно или невзначай, может проговориться и выдать вымогателей. Проходили дни, а Толик уписывал свою пайку за столом. Ему везло до поры.
В спальне, забавы ради, Никола прицепил его штаны высоко над окном. Толик водрузился на хромоногую тумбочку и силился скинуть их
Тоненькая темная струйка забила из глубокой ранки.
— Кричи: за кровянку отвечаешь! — поучал Горбатый растерянного Захарова.
Пострадавший машинально промямлил заклятие:
— За кровянку отвечаешь!
Толик побелел, как будто острый осколок воткнулся ему в переносицу.
— Оно само разбилось. Я ни при чем, — млея от страха, слезливо оправдывался он и бегал, бегал жалким взглядом по безучастным лицам Николы и Горбатого.
— Цыц, малявка, жрать не дам! — весело гаркнул Никола.
— Не канючь, жертва аборта! — непреклонно гнул свою линию Горбатый. — Захаров задожал двадцать три пайки. Половину его долга перекинем на тебя, кретин малолетний! Должен двенадцать паек, дошло? Брось придурь, не блажи! Больше валандаться с тобой не будем. Как все, так и ты! Не разжалобишь! Здесь не до телячьих нежностей!
Нежности в ДПР в чести не были. Даже нечаянно оброненное умиленное словечко о маме или папе грозило осмеянием и оскорблением. В песнях другое дело, там все дозволено.
Всеобщая суровая сдержанность не позволяла нам предаваться вслух разжижающим чувства сладеньким рассусоливаниям. У каждого за спиной осталось что-то страшное, о чем луше не вспоминать, да и сболтнешь лишнее, — неприятностей не оберешься. Здесь ничего не забывалось и не прощалось. Лишенные родителей, мы были плоть от плоти заурядными отпрысками своего времени. А в обыденном и очевидном исповедоваться не принято. К тому же голод и страх притупили чуткость к чужим переживаниям и интерес к чужим судьбам. Наши заботы простирались не дальше собственной пайки да желанных путевок в детдом.
Разоткровенничался Толик передо мной и Царем совершенно случайно.
Толик боднул подушку, не в силах совладать с предутренним сном: Юлька зудела назойливо и упорно. Уймется она наконец? Мамы нет дома, — понял Толик и решил проснуться. Протирая глаза, зашлепал к детской кроватке.
— Чего орешь, как резанная? — сонно промямлил он, словно сестренка могла его понять. — Приспичило?
В ответ Юлька наддала, и Толик послушно припустил на кухню. Сухая пеленка, рожок с молоком. Почему холодный? Не барыня, сглотнет, за то не обожжется.
Сестренка жадно поймала соску пухленькими губками и утихомирилась, смачно прихлебывая. Толик повернулся к своей постели с твердым намерением храпануть напоследок, но что-то необычное удержало его.
В комнате царил форменный разгром.
Распахнутый платяной шкаф зиял пустотой и голыми полками. Одежда, книги, фотокарточки в беспорядке валялись на полу; в изножье маминой кровати серел обезображенный вспоротый ватный матрас.
Чем-то безотчетно зловещим пахнуло от неприглядной картины разбросанных вещей. Спать расхотелось. Неожиданно Толику смутно припомнилось пробуждение среди ночи. Растормашивая его мама пыталась с ним объясниться, поручала какое-то дело. В комнате белели чужие лица. Что за гостей занесло к нам так поздно? Толик старался восстановитъ в памяти разговор с мамой, но он уплыл, как сновидение. Мальчик поплелся в коридор, подергал входную дверь: заперта, ключа в замке нет.