Я твой монстр 2
Шрифт:
И он начал говорить со мной, просто говорить, но это заставило меня хотеть жить дальше. И это не я стала ключом к свободе для Слепого — а он моим. Майкони сильно потратился на его приобретение, и потому, прекратив делать из нас «особенных», он начал стремительно лепить из нас «товар». Один Слепой стоил примерно как десять секс-игрушек на танаргском работорговом рынке, для которого нас и готовили. Увы, в то время, когда в остальной вселенной ценились стандарты естественной красоты, Танарг предпочитал «идеальных рабынь». Идеально красивых, идеально послушных, идеально тупых. Умных, сильных и независимых женщин на Танарге хватало — равноправие было удивительным
Мне повезло, я была девственницей. Тогда, в тот момент, это не казалось преимуществом, но Слепой сказал: «Это наш шанс», и начал доказывать Майкони, что продажа одной меня на Баяндеше принесет гораздо большую выгоду, чем оптовый контракт с Танаргом.
Убедил.
Майкони действительно продал меня за большие деньги, но это были его последние деньги — люди Исинхая, с которыми нам удалось связаться, вытащили нас обоих: и меня, и Слепого.
— Так вот, о чем я? — вернулась к рассказу. — Меня продали Майкони. Об этом я тебе уже рассказывала, не говорила о другом — у Майкони был учитель. Он часто говорил при мне, что «Учитель бы мной гордился», еще чаще «Я заставлю его мной гордиться». Майкони был психом, я это понимала еще тогда, догадывалась, что таких психов во вселенной хватает, но… масштаб. Никто не знал масштаба. Масштаб вскрылся не так давно. Все началось с замечания Сейли после обнаружения мной файлов с характеристиками S-класса, и нам примерно удалось определить время, когда и где файлы украли. А это, ты не поверишь, это было закрытое хранилище.
— Закрытое? — переспросил Чи.
Как объяснить?
— Настолько засекреченная информация хранится изолированно, — пояснила я. — Это примерно как у нас, в смысле у Исинхая, наиболее важная инфа не имеет доступа к сети в принципе, бумага, одноразовые сейры, изолированный бункер-хранилище.
— Понял, — кивнул Акихиро.
— И, вот, на тот момент, проникнуть в хранилище мог только искусственный разум, но подобные попытки блокировались системой, однако тогда еще никто не знал об ИсКинах.
— Слышал что-то, но насколько мне известно — подтверждения их существования нет. — Адзауро устроил меня удобнее на своих коленях, нежно стер с лица влажные дорожки слез.
Я даже не заметила, что все это время плакала…
— Есть, — глядя ему в глаза, ответила я. — К сожалению — есть. Они тоже результат экспериментов хирурга-психопата, вот только их из ада вытащило Астероидное братство. Соответственно, работают они — на пиратов. Работают преданно. Им есть, за что быть благодарными, поверь, я знаю, о чем говорю, и они выкладываются основательно на каждом задании. Их возможности запредельны, мозг фактически делят человеческая составляющая и искусственный разум, и их выжило всего несколько человек из двенадцати тысяч переселенцев, подвергнутых экспериментам. Так вот…
Я помолчала, собираясь с мыслями, и выдохнула:
— Исходя из того, что нам известно — учителем, наставником и объектом подражания доктора Майкони был тот, кто создал ИсКинов. И судя по тому, что они продолжают мониторить все медицинские лицензии — он все еще жив. И я… мы пытаемся его найти. Мы со Слепым. Для меня это… важно. Очень важно.
Чи
Сам же остался стоять над постелью, игнорируя мой потрясенный взгляд.
— Слушай, — сказал через несколько секунд, — у нас же годовщина скоро?
— В смысле? — не поняла я.
— Пять лет совместной жизни, — загадочно улыбнулся Чи.— Отдыхай, скоро буду.
Он действительно скоро вернулся, и мы даже поспали несколько часов вместе, а вот проснулась я одна.
***
Через сутки Чи улетел на Дженерийский саммит, вопреки всем своим угрозам, не взяв меня с собой, но при этом и не позволив мне покинуть Ятори. Тем обиднее было, включив трансляцию с саммита, не обнаружить там своего мужа!
От Ятори на саммите присутствовали министр инопланетных дел и министр экономики, оба с супругами… А Чи не было!
Я связалась с Исинхаем и узнала, что Адзауро вовсе не прилетал на Дженеру. Попытки связаться с моим монстром, ни к чему не привели, он ответил лишь спустя часов шесть: «Я в норме, скоро буду».
«Скоро буду» случилось через десять дней.
Самое обидное, что мне даже психовать было нельзя — наша ночь страсти оказалась с последствиями, так что по возвращению Чи ждал сюрприз.
Но как оказалось — меня тоже.
День пятилетия нашей свадьбы начался с цветов. Их было бесчисленное количество, и немалое фойе загородного поместья оказалось полностью заставлено букетами.
А потом двери открылись, и в дом вошел полковник Стейтон. Я в этот момент как раз пыталась остановить Чи-младшего, который вошел во вкус и радостно разбивал уже четвертую вазу своей деревянной катаной. Хорошо разбивал, одним четким отработанным ударом — Чи научил, на мою голову.
И тут Стейтон.
— С годовщиной, госпожа Адзауро! — радостно поздравил он меня.
И пока я стояла, удерживая выдирающегося ребенка, который хотел, вопя: «Мама, смотри, папа еще такой удар показывал», громить все остальные вазы, подошел, протянул мне сейр, перетянутый поздравительным алым бантом, и забрал у меня Чи-младшего, покорив его сердце подарком в виде игрушечного, но вполне себе шевелящего лапками, крыльями и усиками жука. Для Амайи подарок тоже нашелся — маленький пушистый белый котенок, судя по лазоревому цвету глаз откуда-то с Илонеса.
И когда дети умчались, снося по пути все, что могли снести, полковник выпрямился, посмотрел на меня и сообщил:
— Вообще-то, госпожа некапитан Давьер, вам полагается подарок открыть, а дальше уже будем действовать по ситуации.
— Все так серьезно? — иронично поинтересовалась я, за иронией скрывая… накатывающую панику.
— К сожалению… да, — нехотя признал Стейтон.
Я молча развязала подарочный бант, отпечатком пальца открыла сейр и едва его не выронила — там было изображение доктора Майкони. В молодости. Он стоял в белом халате, серьезный и сосредоточенный, в группе таких же одетых в белые халаты докторов — и все они наблюдали за операцией, которую проводил сухонький, совершенно лысый врач… И казалось бы все в норме, но… у пациента на операционном столе были открыты глаза. И мертв он не был. На следующей фотографии еще одна операция, и на этот раз Майкони ассистировал. На третьей — половина стоявших ранее и наблюдавших за ходом операции докторов все так же смотрела на мир… вот только уже распахнутыми навстречу вечности глазами, из заспиртованных банок с их отрезанными головами.