Я твоя

Люче Лина

– Привет, - ответила она ровным голосом.

– Привет, - Лей почесал ухо.
– Как ты?

– Я нормально, а ты?

– Что со мной сделается? Ты работаешь?

– Нет. Лей...

– Можно тебя увидеть? На пять минут.

– Хорошо, - вздохнула она как-то обреченно.
– Давай на восточную.

– Лечу.

Лей закрыл глаза и перенесся. Увидев Дестину, он мягко улыбнулся и обнял ее, но она почти сразу отстранилась.

– Ты обижаешься на меня?

– Нет.
– Она покачала головой так решительно, что Лей даже удивился. Девушка

выглядела несколько странно. Они стояли на площадке, где почти никого не было. Она располагалась высоко, и облака проплывали чуть ли не над головой, а прохладный ветерок теребил ее легкое платье, и она старательно придерживала подол руками.

– Ты хочешь что-то мне сказать?
– понял он. Он всегда быстро понимал, когда девушки хотели расстаться с ним. Хоть это и бывало очень редко. Обычно Лей сам разрывал отношения.

– Да, - она подняла взгляд.
– Мы больше не должны встречаться.

– Почему?
– уточнил он, хотя это было уже неважно. Но он любил все понимать до конца.

– Потому что завтра я буду помолвлена с другим мужчиной, - сообщила она и посмотрела с такой тоской, что Ситте даже замер.

– Что?

Лей был так оглушен этой новостью, что даже в ушах зазвенело. Такого не может быть. Она что, встречалась с кем-то еще? Но это невозможно, он бы почувствовал... он бы узнал, когда подбирал на нее досье.

– И кто же он?
– не веря ей, уточнил Ситте.

– Я не могу тебе сейчас сказать, прости.

– Дестина, ты врешь. Я точно знаю, что у тебя никого нет. Я что, не заслуживаю правды?
– поднял бровь Ситте.

– Лей, я не вру, - отчеканила она, повысив голос.
– И я не сказала, что у меня кто-то есть. Я сказала то, что сказала. Мне, правда, очень жаль.

– Мне тоже. Я бы переспал еще с тобой разок, куколка.

Агент цинично скривил губы, с трудом скрывая обиду. Дестина моргнула, немного задетая. А потом подняла подбородок:

– Что ж, удачи тебе.

Лей исчез, возвращаясь на работу. Идя по коридору в свой кабинет, он думал о том, что вроде бы не собирался влюбляться в эту девчонку. Почему же ему было так больно?

***

Шон Уорд давно так не нервничал, как в тот миг, когда Бьякка поручил ему самостоятельно допрашивать преступника. Он понимал, что его хотят проверить – после этого он либо пройдет испытание в качестве агента Службы безопасности, либо нет. И, хотя в реальной жизни он проводил десятки допросов, тут вдруг даже ладони вспотели, и сердце застучало чаще: он чувствовал себя, как на важном экзамене.

Теперь, когда он привык к СБ, к самому Бьякке и Лею, ему очень хотелось продолжить работать с ними и до смерти не хотелось возвращаться простым патрульным в полицию. Поэтому Шон подошел к работе со всей тщательностью, внимательно изучив дело женщины, совершившей серьезное преступление. Она взяла большую взятку у Латиуса и согласилась изменить внешность Каи на взрослую. Во время допроса предстояло выяснить, понимала ли она, что произошло, или же не догадывалась об этом, поверив в то, что Латиус с Каей просто так решили скрыть

ее возраст, лишь потому, что девочка захотела остаться в мирах.

От этого зависело ее наказание… или не зависело? По лицу Бьякки ничего не возможно было прочитать, и Шон гадал, есть ли у рыдающей женщины шанс когда-нибудь вернуться в миры после удаления, или ее в любом случае выбросят навсегда?

Допрос продлился два часа и морально был очень тяжелым. Преступница прожила в мирах больше сорока лет, у нее был дом, муж, друзья – в мирах заключалась вся ее жизнь. Шон делал долгие паузы, предлагая ей воду, потому что она то и дело принималась давиться слезами и физически подолгу не могла говорить, выдавливая из себя по паре слов. Бьякка, как и обещал, не участвовал в допросе, лишь наблюдал. Шон все время ждал, что он вмешается – однако этого не произошло до самого конца.

Уорд мысленно поставил стену между собой и отчаянием пойманной преступницы, сумел выдержать ровный, спокойный тон. Когда в середине беседы она призналась, что не впервые берет взятки, на его лице не отразилось никаких эмоций, хотя каждая его мышца в его теле напряглась от иррациональной досады и желания сказать ей: «не подставляйся ты дальше, тебе и так хватит». Тем более, что другие случаи, о которых она говорила, были полной ерундой: ее подкупали люди, не желавшие регистрировать изменения внешности в СБ из-за смущения или паранойи.

Записав имена троих, Уорд поймал одобрительный взгляд Бьякки и слегка воодушевился, хотя на залитое слезами лицо горе-модератора по-прежнему было тяжело смотреть. Постепенно он перешел к самому главному и все подробнее расспрашивал об эпизоде с Каей. По ее недоумению Шон понял, что она действительно не понимала всех отвратительных обстоятельств до конца. Лишь когда он убедился в этом, то сказал ей прямо, что Кая подверглась домогательствам, и увидел в глазах крылатой мошенницы искренний ужас и шок.

После этого с ней случилась настоящая истерика, и пришлось делать большой перерыв, и даже вызывать штатного психолога.

– Ее удалят навсегда? – тихо спросил он у Бьякки, когда они вышли в коридор. Яльсикар дернулся и еле заметно пожал плечами:

– Я не занимаюсь приговорами. Ксеар будет решать сам.

Немного помедлив, Бьякка вновь взглянул на него:

– Ты молодец. Останешься у нас работать?

– Да, - с готовностью ответил Шон, почти физически ощутив, как гора падает с плеч.

Несколькими часами позже, разделавшись с работой, он залетел пообедать в ближайшее к СБ кафе и долго сидел потом за столиком, вертя в руках коммуникатор. Ему до смерти хотелось позвонить Альбумене, поделиться с ней новостями, встретиться, но он уже звонил ей дважды, и ее коммуникатор был отключен. Что, если ей не так уж понравилось с ним? Что, если он был слишком груб, и она больше не хочет его видеть? Или же она просто передумала связываться с простым офицером? Его сердце сжалось, и Шон скрипнул зубами, убирая коммуникатор в карман – если захочет, сама перезвонит. А если нет – он не будет навязываться.