Я у тебя болю…

p_i_r_a_n_y_a

"Какая ж ты хорошенькая!!!" – пишет,

и я после "Спасибо" ставлю смайл:

на старом фото сердце счастьем дышит

(не аритмия, доктор, там – фристайл),

там двадцать дней – тепла, покоя, моря,

и три недели сладостных ночей,

когда от счастья слёзы – не от горя,

я не твоей была тогда – ничьей,

и на губах игривая свобода,

и в глубине зрачков порочных – страсть,

которую ты жаждал год от года,

но так и не осмелился украсть.

Я медленно

на том огне сгорала –

сама себе чужая, не своя,

натягивая смайлик, как забрало:

"Спасибо, эта девушка – не я"…

Музыки фон – в уши

Музыки фон – в уши,

и бегунок – вправо,

чтоб не кричать – слушать.

Оба с тобой – правы.

И на замков восемь

заперта дверь в душу,

жизни уже – осень,

а я ещё – трушу

просто в глаза – прямо:

как без меня – горько?

Оба с тобой – правы.

Счастья вот нет только.

Мне без тебя – вольно

[след от цепей – прячет],

только дышать больно,

я – по чуть-чуть…

[Плачет]

Жить

Я умею быть сильной и не пасовать

перед трудностями, никогда не сдаваться;

никому ни в душу, и ни в кровать –

не лезть, не учить морали, не читать нотаций,

прощать близких, ставших дальними,

и друзей бывших (воевать с ними что ли?),

отпускать всех на любые расстояния

(добрый Бог наградил нас свободой воли,

каждого); перед врагом прошлым,

если пришёл – отворить двери,

быть готовой к плохому, но ждать – хорошего,

раскаявшегося – простить.

Просто так.

Верить.

Но раз за разом – почему-то ножи в спину,

липкий солёный ручей по ногам – в землю,

ты, клявшийся на крови – "не покину!",

на "извини"

сил нашёл

еле.

Боль где-то в горле липким стоит клубком,

в землю лицом – жизни заряд сажая –

падаю… Недруги пнут в ребро сапогом:

корчится, больно – значит, ещё живая.

Господи, слышишь, пожалуйста, дай мне сил,

встать, о боли своей не крича – молчА,

и сказать большое искреннее спаси-

бо всем моим недругам, врагам, палачам:

пусть от боли – страшной, невыносимой –

зубы буду упрямо в песок крошить,

неправильно, некрасиво,

но –

жить.

Жизнь

Да я бы давно их звала всех по имени-отчеству –

свои эти самосбывающиеся

пророчества

(особенно то, про тебя, особенное одно),

если б они, камнем упав на дно

моей реальности, выбили бы его,

разрушив фундамент, рассыпав глухие стены,

чтоб я смогла выйти за рамки одной сцены,

уволиться из этих провинциальных актрис,

что сами себя много лет лишь играют на бис,

получая охапками чью-то любовь и цветы.

Но к чему это все, если даритель – не ты,

и каждый раз, выходя на финальный поклон,

думаешь: это сон, это сон, это просто дурацкий сон,

но вглядываешься в зала тебя пугающую тьму,

в тысячи лиц, не принадлежащие никому,

и до одуренья хочешь просто выйти отсюда на свет –

в настоящую жизнь…

Но это и есть она, и другой, к сожалению, нет…

Я эту любовь не ращу и не пестую

Я эту любовь не ращу и не пестую —

ты знаешь, всё наоборот:

она замерла, не растёт – бесполезно: всё

равно я иду на аборт.

Пусть вырежет/вычистит/химией вытравит

её многоопытный врач…

Но всё, что случится – сквозь слёзы он выдавит:

"Прости. Метастазы. Поплачь."

Мы с ней столько лет – неделимое целое

(единый клубок метастаз),

я всё, что смогла, чтоб убить её – сделала

(убила – обеих за раз).

Нет, не ты его увела

Нет, не ты его увела –

я сама тебе отдала,

я сама отпустила: на,

раз настолько ты влюблена,

что его так не бережёшь —

от меня вместе с кожей рвёшь

наживую, наркоз не дав…

Отдала его – не предав,

отпустила его – любя,

ну, подумаешь, у тебя —

ну, подумаешь, не со мной,

но живой…

Забирай его, получай —

он два сахара любит в чай,

а, хотя – не мои дела:

я и так его отдала,

не была ему палачом —

ни упрёка ему ни в чём,

не рыдав на его плече…

Он был – мой,

а теперь – ничей…

Как живут люди, утратившие свой Рай?

Как живут люди, утратившие свой Рай?

Чем их пугает Бог, искушает Змей?

Кто говорит им: вставай сюда, выбирай

(брать надо – это, то – выбирать не смей!)?

Как выбирает из двух нас теперь Адам?

Он и в Раю-то просто на поводу

Евы пошёл (делай ставки – я всё отдам,