Я убью свое прошлое
Шрифт:
– Завтра, – Илья натянул шапку по самые глаза, надел высохшие у огня перчатки. Хоть один крючок нашелся, не зря голову ломал. А остальное – потом, все теперь зависит от того, что он обнаружит в своем телефоне.
Утром «наружка» была на месте, машины те же, видно даже издалека. Пассажиры, возможно, сменились, но роли это не играет. Их надо заставить убраться отсюда, рано или поздно они озвереют и войдут в дом, чтобы допросить отца. Он и сам наверняка уже извелся, названивая на мобильник сына, так что можно представить, как батя встретит гостей. Методы этих тварей известны – запугивание, шантаж и все в таком духе. Кто знает, насколько хватит их терпения, когда начнут прессовать близких, и как перенесет это отец, чем кончится беседа.
На первый взгляд в отцовском доме все в порядке – носится по участку Хельма, роет мордой снег и делает вид, что не слышит строгих окриков хозяйки. Справиться с «азиаткой» под силу было только Илье и отцу, на слабейших и равных Хельма чихать хотела. Но все изменилось,
«Вот и хорошо». Илья пробрался по узким проходам между заборами и пересек поселок по самой короткой прямой, перебежал открытое место и вышел на шоссе почти за километр от поворота. Прошел немного вперед, поднял руку. И уже через четверть часа ехал в тепле прокуренной кабины грузовой «Газели» к городу.
Хорошо, что они прожили здесь недолго и за полтора года с соседями толком познакомиться не успели. Всем входящим-выходящим из подъезда на Илью было наплевать. Почти час он проторчал у дома, походил вокруг и убедился, что слежки нет. Потом влетел по ступенькам на второй этаж, с ходу оборвал узкую бумажную полоску с двери и вошел в квартиру. Холод и пустота, словно на вокзале оказался, тоска берет, и накатывает ощущение неприкаянности и безразличия одиночества в толпе.
В квартире побывали толпы чужих людей, это уже не дом и даже не общага, жилье похоже на номер в дешевой гостинице, который забыли убрать. В коридоре у ванной на полу темное пятно, еще одно в комнате, на ковре рядом с Мишкиной кроватью. Системник исчез, дверца шкафа выломана, скромно стоит у стены. Пахнет кислятиной и сыростью, на полу грязь, через разбитое окно в комнату залетают снежинки.
Илья вернулся в коридор, обшарил карманы своей «рабочей», как ее называла Ольга, куртки. Мобильник нашелся в нарукавном кармане, но аккумулятор давно сдох. Поиски зарядника заняли еще минут десять, Илья прислушивался к каждому звуку в подъезде, к шуму на улице, к голосам и крикам за окном. Нашел, наконец, зарядник, воткнул разъем в розетку и включил телефон. Минута, другая – телефон ожил, выкинул множество сообщений о пропущенных звонках, штук десять, не меньше, но Илья их проигнорировал, остервенело перелистывал картинки. Фото с прошлого Нового года, потом они всей толпой в гостях у отца, где все по очереди обнимаются с Хельмой, дальше еще какое-то семейное мероприятие, и вот они, свежие кадры. Темно, летит снег, Натаха улыбается в объектив, дальше снова смотрит с улыбкой, но уже вполоборота. А здесь она опустила голову и получилась неважно, зато красавец с незажженной сигаретой в зубах вышел отменно. И лет ему вроде меньше, чем показалось тогда, на крыльце, и вчера, у поленницы соседки. Тридцать с небольшим, но до сорока точно. Рожа равнодушная, даже сонная, но взгляд неприятный, смотрит, как ученый на подопытного кролика, словно прикидывает, способна ли жертва оказать сопротивление. И на что она вообще готова, чтобы сохранить свою жизнь. Илья привалился к стене у окна, глянул вниз. Вроде все спокойно, ничего подозрительного не происходит. Но кто сказал, что преследователи, если и засекли его здесь, будут толпами ломиться в квартиру? Может, вон за теми гаражами его взвод ОМОНа поджидает и в окне дома напротив снайпер с оптикой засел?
Уматывать надо, и побыстрее, – умом он прекрасно понимал, что стал сейчас легкой добычей, но не мог отвести взгляд от экрана мобильника, мысли крутились в голове, как воронка смерча над морем. Видел однажды и на всю жизнь запомнил, как несутся к берегу подхваченные вихрем тонны морской воды, как пляшет над волнами узкий кривой «хвост» черно-сизой воронки, как бьют в ее горловину молнии. За каким чертом этот дядя терся рядом? Слушал, смотрел – что? Они не обсуждали ничего, что не касалось бы их прошлого, в нем не было ничего и никого из дня сегодняшнего, ничего, что могло бы связать двух людей снова. Каждый два десятка лет назад сделал свой выбор, у нее была своя жизнь, у него – своя, и единственное, что объединяло их, – этот человек, на снимке стоявший справа от Натальи. В его присутствии была и загадка, и ответ на нее, его жизнь и Наташкина гибель – дело рук тех, кто ждал его в этой квартире, кто сейчас караулит отцовский дом. Если принять все это за аксиому, то придется признать, что и чертов Ахмат в Ольгиной машине – это часть схемы. Память услужливо подкинула картинку: распахнутая дверь «Матиза», длинные Ольгины ноги в высоких сапогах, горбоносая харя за ее плечом, жадная пятерня…
Какой
«Не сомневаюсь». Илья бросил телефон и зарядник в рюкзак, вышел в коридор и постоял у входной двери. Вроде тихо, если он все сделает быстро, то сможет уйти незамеченным. Шапку на глаза, рюкзак за спину и бегом вниз по лестнице к гаражам, дальше попетлять задворками и выйти у больницы. Точно в лапы комитета по торжественной встрече. Ждут, обязательно ждут, даже если Ольги в больнице уже нет. Но обойти эту ловушку можно, есть способ. Илья выскользнул из квартиры, прикрыл дверь и кое-как пристроил на место бумажный обрывок с синими печатями. Запрыгал вниз по ступеням лестницы и едва не сбил плетущуюся вверх бабку. Старуха тащила за собой тележку на колесиках, пыхтела и отдувалась, сморщенное лицо под теплым бежевым беретом покраснело от натуги. В другое время Илья бы занес вверх бабку вместе с ее кошелкой, но сейчас вжался спиной в стену, опустил голову и приготовился прошмыгнуть мимо. Но бабка протерла пальцами запотевшие в тепле очки, да так и застыла с поднятыми руками. Илья помнил ее – бабуля проживала аккурат над ними, неприятностей не доставляла, и шума от нее было не больше, чем от мыши. Только иногда включала телевизор на полную громкость – слух у бабки был неважный, зато память, как только что выяснилось, отменная.
«Узнала», – Илья опустил голову еще ниже и нащупывал ногой следующую ступеньку. Маскировка не помогла, негодный из него конспиратор, раз даже подслеповатая старуха соседа опознала. А та уже зудела радостно, цепляла Илью пальцами за рукав куртки:
– Здравствуйте, я думала, вы уже не придете. У вас в квартире милиция была, потом ко мне приходили, спрашивали, но я сказала, что ничего не знаю. Попросили, если увижу, им позвонить.
«Беги, звони», – Илье удалось просочиться мимо бдительной бабки, он одним прыжком преодолел последние ступеньки и оказался на межэтажной площадке рядом с почтовыми ящиками. Рванул дальше, не оглядываясь и не думая, что может ждать за дверью подъезда.
– А кошечка ваша у меня теперь живет! – донеслось в спину, потом грохнула входная дверь, потом на лицо упали снежинки. Выстрелов не последовало, навстречу никто не бежал, ни одна машина на дороге не тронулась с места. «Хоть Фиске повезло», – на бегу Илья осмотрелся по сторонам и рванул по намеченному маршруту – к гаражам, где в сумерках сам черт ногу сломит.
Глава 3
Он миновал череду старых кирпичных строений, вылетел на развилку и закрутил головой – справа высятся трубы котельной, слева дорога уходит под горку к заброшенным баракам, за ними на фоне темно-серого неба высятся башни нового микрорайона. Илья постоял, как витязь на распутье, подумал, взвесил все и двинул в сторону деревянных руин. И просидел там, выбрав более-менее чистый и не загаженный бомжами и прочими завсегдатаями задворок города уголок, до густых сумерек, вышел из вонючего барака с проваленной крышей, когда в окнах высоток зажглись огни. Добрался до крайней башни, пересек по тропинке двор и оказался на перекрестке. Направо дорога уводила за город, налево начинались заборы бескрайней промзоны. За ними грохотала техника, светили прожектора, их лучи падали на проезжую часть и тротуар. Илья прошел немного вперед, остановился на краю света и тени, привалился спиной к стволу старого тополя. Часы показывали четверть восьмого вечера, ждать осталось недолго, человек появится минут через пять-шесть, если не планирует опоздать на работу. Если вообще он дежурит сегодня или не взял отгул. Или еще что-нибудь в этом духе. Но сейчас можно только ждать, не задумываясь о многочисленных препятствиях, что могут возникнуть у Сани на пути.
Появился он через десять минут, бежал, оскальзываясь на обледеневшей дорожке, и на ходу застегивал «молнию» пуховика. Подлетел к бровке тротуара, едва не свалился на проезжую часть под колеса машин, но кое-как удержал равновесие. Пока ждал зеленого сигнала, пересчитал мелочь, выудил из карманов перчатки и шагнул вместе с прохожими на зебру под разрешающий сигнал, но добежать успел только до середины улицы. Вздрогнул от хлопка по плечу, обернулся рывком и снова поскользнулся, сбился с ровной рыси.
– Опаздываешь, – Илья дернул Саню за рукав и потащил к противоположному краю дороги. Хирург не сопротивлялся, бежал рядом и на ходу пытался выяснить, в чем, собственно, дело. Илья не отвечал, выждал, когда поток прохожих поредеет, сбавил шаг и проговорил негромко:
– Сань, такое дело. Помощь твоя нужна. Ольга в больнице, у нее кровопотеря тридцать процентов и заражение крови.
– Ничего себе, – по голосу и выражению лица приятеля Илья не понял, в курсе тот последних событий в жизни разрушенной ныне семьи Кондратьевых или искусно изображает сочувствие. Но обратиться больше было действительно не к кому. Если Саня сейчас откажет, останется хирургическое отделение только штурмом взять. Или реанимацию, если Ольга еще там.