Я умею прыгать через лужи (сборник)
Шрифт:
Там, где другие ребята старались объехать холм или насыпь, я мчался напрямик, однако когда мы ходили пешком, то, наоборот, я обходил пригорки, а все мальчишки взбирались на них.
Теперь я мог побывать везде, где бродили они, и всю часовую перемену выискивал места, где не смог бы пройти на костылях, и, проезжая по ним верхом, становился равным своим товарищам.
Но я не знал, что мной руководит именно это побуждение. Я ездил по таким местам потому, что мне так нравилось. Другое объяснение не приходило мне в голову.
Иногда я проезжал галопом по проулку за школой. В конце его был
Однажды я на полном галопе завернул за Церковный угол. Накрапывал дождь, и мне хотелось добраться до школы сухим. Женщина, которая проходила мимо церкви, неожиданно раскрыла зонтик, и пони на всем скаку резко шарахнулся в сторону.
Я почувствовал, что падаю, и попытался вытащить ступню «плохой» ноги из стремени. Я всегда ужасно боялся, чтобы лошадь не протащила меня за собой по земле. Отец раз видел, как лошадь неслась во весь опор, таща за собой седока, запутавшегося одной ногой в стремени, и я на всю жизнь запомнил его рассказ о том, как тело всадника подпрыгивало на кочках, увлекаемое скачущей лошадью.
Ударившись о землю и ощутив, что ноги мои свободны, я почувствовал облегчение. Несколько мгновений я лежал неподвижно, опасаясь, что переломал себе все кости, потом сел и стал ощупывать ноги и руки, болевшие от ушибов. На голове вскочила шишка, на локте была большая ссадина.
Звездочка галопом помчалась к школе, и я знал, что Боб и Джо скоро появятся с моими костылями. Я сидел на дороге, стряхивая пыль со штанов, и вдруг заметил женщину с зонтиком. Она бежала ко мне с выражением такой тревоги и страха на лице, что я быстро оглянулся, проверяя, не случилось ли позади меня что-нибудь ужасное. Но на дороге никого не было.
— Ох! — воскликнула она. — Ты упал? Я видела. Бедный мальчик, ты ушибся? Ох, в жизни этого не забуду!
Это была миссис Конлон, знакомая моей матери, и я подумал: «Она скажет маме, что я упал. Завтра придется показать отцу, что я умею ездить верхом».
Миссис Конлон торопливо бросила свои свертки на землю и, положив руку на мое плечо, заглянула мне в лицо. Рот ее был полуоткрыт.
— Ты ушибся, Алан? Говори! Что скажет твоя бедная мама? Что ж ты молчишь?
— Со мной все в порядке, миссис Конлон, — заверил я ее. — Я жду своих костылей. Джо Кармайкл принесет их, когда увидит пони.
Я твердо верил, что Джо быстро сообразит, что нужно предпринять. Боб — тот примчался бы взбудораженный и растрезвонил бы о происшедшем на весь мир. Ну, а Джо, не поднимая шума, прибежит с моими костылями, думая лишь о том, как бы скрыть случившееся.
— Ты не должен ездить верхом, Алан, — продолжала миссис Конлон, отряхивая мои плечи. — Это плохо кончится, вот увидишь. — В ее голосе звучали нежные, добрые нотки, она встала подле меня на колени и нагнула голову так, что ее лицо очутилось рядом с моим. Она ласково улыбалась мне: — Ты не такой, как другие мальчики. И никогда не должен забывать об этом. Ты не можешь делать все, что они. Если твои бедные отец и мать узнают, что ты ездишь верхом, это разобьет им сердце. Обещай мне, что никогда больше не сядешь на лошадь. Ну, обещай!
Я с удивлением увидел слезы у нее на глазах, и мне захотелось утешить
Прибежали Джо и Боб. Джо нес мои костыли. Миссис Конлон вздохнула и поднялась с земли; пока Джо помогал мне встать и подставлял мне костыли, она смотрела на меня трагическим взглядом.
— Что случилось? — спросил он с тревогой.
— Звездочка шарахнулась и сбросила меня, но все обошлось.
— Мы должны молчать об этом, — шепотом произнес Джо, посматривая на миссис Конлон. — Держи язык за зубами, иначе тебе никогда не дадут сесть на лошадь.
Я попрощался с миссис Конлон. Уходя, она напомнила мне:
— Не забудь, что я говорила тебе, Алан.
— Одно можно сказать, — заявил Джо, оглядев меня с ног до головы, когда мы пошли к школе, — никакой беды не стряслось. Ты ходишь не хуже, чем всегда.
Глава 32
На следующий день, во время большой перемены, я поехал домой на Звездочке. Ехал я не спеша. Мне хотелось насладиться картиной, которая рисовалась моему воображению: как отец увидит меня верхом. Мать, пожалуй, встревожится, а отец положит мне руку на плечо, посмотрит на меня и скажет: «Я знал, что ты добьешься своего», или что-нибудь в этом роде.
Когда я подъехал к воротам, он стоял у двери сарая, склонившись над седлом. Он не видел меня. Я остановил пони у ворот и несколько секунд смотрел на отца. Потом крикнул:
— Э-гей!
Он, не разгибая спины, повернул голову к воротам и так и замер в этом положении, а я, улыбаясь, глядел на него; потом он медленно выпрямился и пристально посмотрел на меня.
— Это ты, Алан? — произнес он вполголоса, как будто я сидел на лошади, которая могла испугаться его голоса и понести.
— Да! — воскликнул я. — Иди сюда, посмотри на меня. Помнишь, ты говорил, что я никогда не буду ездить верхом? А теперь гляди. О-го-го! — крикнул я, как это делал иногда отец, когда скакал на норовистой лошади, наклонился вперед и ударил Звездочку в бок пяткой «хорошей» ноги.
Белый пони пошел короткими скачками, потом, выровнявшись, быстрым аллюром. Из-за плеча пони мне было видно его мелькавшее взад и вперед, как поршень, колено, я чувствовал движение его лопаток при каждом шаге.
Я проехал вдоль нашего забора до купы акаций, потом осадил пони и стал поворачивать; он приседал на задние ноги, из-под копыт его летели камни. Вскидывая голову, он загарцевал на месте, а потом я помчался назад, и отец со всех ног побежал к воротам мне навстречу.
Я проехал мимо него, натянув поводья, покачиваясь в седле в такт движениям Звездочки. Снова повернул назад, и вот пони уже стоит у ворот, касаясь их грудью. Танцуя, он пятится, взмахивает головой, его бока вздымаются. Шум воздуха, вылетающего из его раздутых ноздрей, скрип седла, позвякивание уздечки — сколько раз я мечтал услышать, сидя верхом на гарцующей лошади, эти звуки, и сейчас я слышал их и чувствовал запах пота, запах лошади после галопа.