Я вам что, Пушкин? Том 1
Шрифт:
Пришлось прерваться.
— Не, все норм, ща идем, — ответил я, а сам тем временем закончил расстегивать ее пиджак.
— Гару, мы не можем… сейчас, — выдохнула Моника мне в лицо, — и з-здесь. Подожди еще… немного.
Я ничего не ответил. Она права. Конечно, права. Не стоит так рисковать. Я даже порнуху с «публичным» сценарием смотреть не люблю, а уж участвовать так тем более. Нет уж, это, может, и стариковский майндсет, но секс должен быть дома, в комфортной обстановке, на чистых простынях и все такое.
Да только вот тело Гару
— Пойдем, — мягко сказала Моиика.
На выходе из кладовки нас встретили солнечный свет и три пары любопытных глаз.
— И че? — коротко поинтересовалась Нацуки.
— Через плечо, — ответил я, — встречай победителя, народ.
— Да-да, Гару, ты очень ловкий и упорный и вообще большой молодец, но давайте вернемся тогда к стихам, — заявила Моника, — скоро наше время выйдет, и мне нужно будет аудиторию закрывать. Кто следующий?
— А давайте я и буду следующий тогда! — вырвалось у меня.
(ты дурак, что ли? у тебя нет не то что стиха, даже идеи для него нет!)
Да черт с ней, с идеей. Главный перс же как-то писал просто рандомные слова, и ничего. Я щас тоже попробую.
(хорошо, брат. не сдавайся, позорься до конца)
Одернув пиджак и стряхнув с него клочья пыли (по иронии судьбы, в кладовке с чистящими средствами было довольно грязно) я вышел на середину аудитории и заявил:
— Импровизация!
(фристайло, ракамакафо)
Откашлялся и драматично отвел руку в сторону, как в школе учили:
— Утки, кексы, тля, кессон,
Саламандра, патиссон.
Робот, киви, пастила,
Рыцарь Круглого Стола!
Секс, папье-маше, бобрята
Разноцветная пиньята,
Гроб, стамеска, мишки Гамми,
Гобелен в подарок маме!
Тапок, пряник, цифра «восемь»,
Лёд, майор, галоши, осень
Брат, шаверма, лопухи —
Я люблю писать стихи!
Когда закончил, в аудитории повисло молчание. Тяжелое, вязкое. Почти звенящее. Даже слышно было, как уборщица где-то в коридоре своей шваброй шоркает. Я вытянул руки по швам и искоса поглядел на девочек. Наверняка решают сейчас, сразу выпереть меня из клуба или сначала поглумиться хорошенько. Так сказать, гоните его, насмехайтесь над ним. Ничего, кроме презрения. Наконец молчание нарушилось. Лопнуло как гнойный прыщик.
— ПХАХАХАХАХАХ, — загоготала Нацуки, — а ты шаришь!
— Что? — не понял я.
Она поправила волосы и радостно ухмыльнулась.
— Я ж говорю, что у тебя есть зачатки. Не пытайся в заумную чушь всякую, все начинашки так делают, пиши то, что тебе по вайбу, даже если это дичь
— Д-да, — Юри застенчиво улыбалась, — э-это, конечно, не то, что я бы с-стала п-презентовать на ф-фестивале, словесная «нарезка» будет уместнее на менее ф-формальных мероприятиях, но действительно п-получилось креативно. Молодец.
Саёри соскочила со стула и направилась ко мне. Явно с намерением хорошенько потискать. Надо было, конечно, свалить куда-нибудь в безопасное место, но после рандеву в кладовке сил как-то не осталось. Поэтому я покорился судьбе и терпел. Да вру, конечно, наслаждался. Только идиот будет кринжевать, когда привлекательная тяночка его лапает.
— Я же говорила вам, я ГО-ВО-РИ-ЛА! — Саёри указывала на меня с такой гордостью, с которой «Ледяная Глыба» Стив Остин носил свой пояс чемпиона WWF, — С ним не соскучишься!
— Вынуждена признать, что это правда, — согласилась Моника, — полагаю, что экспромт Гару создал нам превосходный повод для еще одного Творческого Совета Дня от Моники!
Она медленно, не торопясь, прошествовала к центру аудитории и встала подле меня. Снова накатило странное чувство — ощутил себя манекеном в модном бутике, на котором демонстрируют разные брендовые шмотки.
(а еще ты ее хочешь)
— Очень здорово, если вы нашли свою поэтическую манеру. Это ваш стиль, ваш голос, если хотите. Но при этом не бойтесь пробовать новое. Посмотрите на Гару. В предыдущие два дня он приносил довольно сложные работы, не без недочетов, но крепкие и по смыслу, и по технике. Сегодня он от этого отказался и представил нам шуточный стишок. Это совсем не похоже на предыдущие тексты Гару. Но кто из нас может сказать, что опыт не удался?
Ответом послужило молчание.
— Вот именно. Не бойтесь пробовать. Возможно, что-то у вас не получится сразу или не получится вообще. Не каждый осилит сонет «под Шекспира» или подражание «Илиаде». Но самое главное — пробовать. Потому что если вы плотно въедете в колею и будете по ней двигаться, перестроиться будет очень сложно. И вы закостенеете. А для поэта это страшно, потому что стихи — живые. У меня все, кто следующий?
— Я.
С решимостью ледокола, продирающегося сквозь вечную мерзлоту, на импровизированную трибуну направилась Юри. Правда, с каждым шагом ее решимость падала, и в итоге на честную публику взирало робкое, застенчивое существо.
— Это произведение я…я на…назвала «Т-тень багрового ока».
Да уж, судя по тому, как тихо и сбивчиво она начинает читать, я понимаю, что на фестивале Юри будет трудно. Очень трудно. Моника же не может этого не понимать, правда? Бедолагу сейчас инсульт жахнет, сосуд какой-нибудь в голове лопнет от напряга, и кранты. Нельзя так над человеком измываться. Юри честно старается, но каждая запинка словно пригибает ее к земле. Несмотря на свет, проникающий из окна, ее бледное, похожее на маску лицо, кажется почти потусторонним.