Я — ваши неприятности
Шрифт:
— Знаю.
— Мы просто очень испугались, — сочла я нужным пояснить.
— Здесь безопасно. А через несколько дней все кончится. — Тут был бы уместен вопрос: что все? Но задать его желания не возникало. — Пройдемся? — предложил он, я поспешно встала. Мы направились к кустам смородины между грядок. Серафима, осознав, что много мы так не нагуляем, из сада удалилась. Циркач щурился на солнце, смотрел в сторону, был странно чужим и далеким. Я сказала:
— Эти деньги… не стоило их возвращать. Бог с ними.
Циркач не ответил и даже виду не
— Сережа, а мы поедем на… эти острова, забыла, как они называются?
Теперь он посмотрел мне в глаза. Внимательно. Надо полагать, вид у меня был жалостливый. Он обнял меня одной рукой, прижал к себе и сказал:
— Если захочешь.
— Я очень хочу, — торопливо заверила я и в этот момент действительно хотела оказаться на каких-нибудь островах в тысячах километрах отсюда.
— Значит, поедем.
— Когда? — Я потерлась носом о его плечо, как ни странно мужчин это обычно умиляет. — Я спрашиваю, потому что отпуск у меня скоро кончится, первого октября открытие сезона…
— Все это на несколько дней, — заверил он. — Потерпишь?
— Конечно. Ты приедешь?
— Если смогу.
Мы еще погуляли между грядок, я ничего против не имела, но вздохнула с облегчением, когда он сказал:
— Мне пора.
— Я тебя до машины провожу, можно? — Роль ласковой дурочки всегда давалась мне легко. В театре я их часто играю. Однообразно, зато выходит с блеском.
По пути я неожиданно для самой себя и спросила, тихо и очень робко:
— Сережа, ты меня любишь?
Он уже сделал шаг к машине, замер, медленно повернулся и спокойно и просто ответил:
— Да.
Но такую простоту не сыграешь, кому знать, как не мне? Он ответил “да” и не задал свой вопрос, может, потому, что знал ответ.
— Я тебе телефон оставил, — сказал ухе в машине. — Номер ты знаешь. И не бойся. У твоей истории будет хороший конец.
— Он уехал забрав с собой Андрея и Гену. С обязанностями охранника легко мог справиться один Сашка.
Я села на скамейку возле дома, испытывая по отношению к себе ранее неведомое гадливое чувство. В этом состоянии меня и нашла Серафима.
— Ну и чего ты здесь сидишь? Наслаждаешься самобичеванием?
— Он приедет, и я все ему расскажу.
— Что? — усмехнулась тетушка.
— Все. Всю правду.
— Правда, она только у дураков одна. А у тебя еще тетка есть. Живая. Пока. И мечтающая проскрипеть лет до девяноста. Это первое. Второе: что он тебе там сказал, дело не мое, но благородство ему скоро надоест. Так что и о себе подумай. Если мы здесь надолго засели, то придется нелегко. Положим, пару раз отговоришься критическими днями, а потом?
— Он не такой…
— Он замечательный, — закивала Серафима. — Брякни про наши хитрости и узнаешь всю замечательность. Ох, горе-горькое… Телефон оставил, мать его… и кто ж нам по этому телефону позвонит?
— Ты об Илье думаешь?
— Думаю я, племяшка, о нашей незавидной доле.
За четыре дня Сережа ни разу не приезжал, правда, звонил.
Жизнь текла дачная. Сашка оказался просто золотым парнем. Погода стояла летняя, мы вынесли стол и три стула в сад и здесь под раскидистой яблоней проводили большую часть времени. Болтали, пили чай и слушали, как с громким стуком падают на землю яблоки.
Я пыталась найти себе оправдания: должна же я была помочь Серафиме. И Сережа хорош: о том, что женат, молчит до сих пор… Не люблю быть подлой, ох не люблю… В общем, несмотря на солнце и наливные яблочки, чувствовала я себя довольно скверно.
Что в это время происходило в городе, мы не знали. Сашка вел исключительно нейтральные разговоры, по ним даже о роде его занятий догадаться было невозможно. Мы пребывали в неизвестности.
На пятый день Сашка вздумал топить баню. Баня стояла в огороде, хлипкое, низкое строение с прокопченным потолком и крохотным окошком. Он отправился в баню первым, а через полтора часа чрезвычайно довольный сидел под яблоней и попивал пиво. Нам стало завидно, и мы с Серафимой пошли париться. Правда, долго не выдержали. Минут через двадцать совали головы в ведра с холодной водой, а еще через десять позорно бежали. Мы одевались в предбаннике, когда я услышала шаги. Крикнула громко:
— Саша, поставь самовар.
Он не ответил, мы не испугались и вообще значения этому не придали. Вышли, замотав головы полотенцами, и направились между грядок к столу.
На моем стуле, раскачиваясь и поигрывая яблоком, сидел Каток-старший и затейливо нам улыбался. Я остановилась как вкопанная, Серафима налетела на меня, взглянула и слабо охнула.
— С легким паром, — сказал Юрик. — Хотел к вам присоединиться, да опоздал…
— Где Сашка? — спросила я.
— Кто? — поднял он брови.
— Сашка.
— А… ушел куда-нибудь. Эти охранники такой ненадежный народ…
— Где он? — хотелось крикнуть, но голос пропал.
— Вот только без истерик, — перестал ухмыляться Каток. — И лучше не зли меня, не то следом отправлю.
— Зачем мы тебе? — вздохнула Серафима, садясь на стул рядом.
— Твоя сучонка-племянница на меня Циркача натравила. Не страшно, но хлопотно. Соображаешь? А ведь убивают и за меньшее.
— А то ты раньше с Циркачом дружбу водил, — проворчала Серафима. — Ты нас вправду сейчас убьешь или тебе чего-то надо?
Он засмеялся, потом спросил:
— Циркач когда приедет?
— Не сказал. Был только раз, в первый день, когда мы сюда приехали. И как в воду канул. С Сашкой прохлаждались. Но проведать нас, конечно, должен.
— Ага, — кивнул Юрик. — Подождем. Я в этот момент пыталась вспомнить, где оставила телефон. Если он Юрикиным гориллам на глаза не попался, шанс есть… Тут в саду появились четверо парней. Один, высокий и худой, сказал Катку:
— Нигде никого…
Юрик кивнул. Натурой он был деятельной, долго сидеть и на стуле раскачиваться не мог.