Я — ваши неприятности
Шрифт:
— Знаю. Заместителя его, Петьку… А что?
— Надо, чтобы кто-то меня выслушал, не перебивая.
— Положим, Петька выслушает. Но за остальное не ручаюсь. Время позднее, на работе его может и не быть, а домашний телефон я не знаю. Придется Вовкиной Катьке звонить. Сама видишь: хлопотно и вилами на воде…
Тетушка набирала номер, я томилась рядом, и вдруг, припав ухом к трубке, едва не взвизгнула от нежданно обрушившегося на меня счастья: на том конце провода был Владимир Петрович.
— Вовка, ты ж в больнице, — удивилась Серафима.
— Давно сбежал. Говорил ведь: два дня, не
— А чего домой не спешишь?
— Дела поднакопились. Вас где носило?
Тут я выхватила трубку, слушать дальше их светскую беседу не было сил.
— Володя, старший Катков убил Циркача, — я назвала адрес. Он присвистнул:
— Как же он вас в живых оставил?
— Мы алиби, — я вкратце обрисовала ситуацию. — Сейчас Каток на даче в Красном. Можно устроить так, чтоб его там прихватили и заодно дачу как следует обыскали?
— И что найдут?
— Думаю, что-нибудь такое, что позволит упечь его в тюрьму.
— Занятно. Попробуем сделать… Где вас найти?
— Дома. Мы теперь не прячемся. Больше от меня ничего не зависело. Я разом почувствовала смертельную усталость. Возвращение в квартиру помню с трудом. Вошли, рухнули на диван и, как ни странно, уснули.
Разбудил нас верный друг. Долго и настойчиво звонил в дверь. Утро было хмурым, серым и по-настоящему осенним. Серафима, перепуганная и взлохмаченная со сна, бросилась открывать. Владимир Петрович прошел в комнату, занял любимое кресло и терпеливо ждал. когда мы умоемся и сварим кофе. Сон пошел мне на пользу. Я чувствовала себя почти хорошо. Чего не скажешь о верном друге: он имел вид человека, не спавшего как минимум сутки. Я вспомнила, что он сбежал из больницы, и забеспокоилась.
— Чего ты меня разглядываешь? — усмехнулся он. — Устал как собака, только и всего.
— Не тянул бы ты, Вова, — жалобно попросила тетушка.
Он допил кофе, отодвинул чашку и сказал:
— Каток арестован. По подозрению в убийстве Циркача. Его труп обнаружили в районном центре, и есть свидетели, что ребятки Катка вертелись по соседству…
— У него есть алиби?
— Есть, — кивнул Владимир Петрович. — Он заявил, что с девяти утра до шести вечера вы очень весело проводили время на даче. На вопрос, где брат, ответил, что тот отлучился по делам. Дачу обыскали…
— Да не тяни, ей-Богу, — разозлилась Серафима.
— Нашли труп Жорки. В гараже, в яме. Прикрыт досками. Кто-то сломал ему шею.
— Господи, помилуй. Юрка говорит, и мы подтверждаем: в шесть, когда мы покидали дачу, оба брата были живы и здоровы. Каток сам учил…
Владимир Петрович пристально посмотрел на Серафиму, потом на меня, невесело засмеялся:
— Не хотел бы я быть вашим врагом…
— Как Каток отнесся к смерти брата? — спросила я.
— А ему еще не сказали. Дает показания по подозрению в убийстве Правдина, ведет себя нагло. Называет вас свидетелями… Пусть увязнет поглубже, вот тогда и сообщат. Посмотрим, как он начнет выкручиваться. После вашего отъезда братья вдвоем остались. Свидетели есть, что несколько дней назад между ними произошла крупная ссора: Юрик пинал младшего ногами. Может, нарочно он братишке шею и не ломал, но в гневе вполне мог силушку не рассчитать.
— А чего ж ты не рад? — удивилась Серафима. — Хана Юрику, одно из двух убийств на себя брать придется. Конечно, адвокаты много чего наплетут, но власти Юрика не жалуют. На нас ведь тоже жать нельзя: бабы. Припугнут — расколемся. Думаю, лет на семь мы с Юриком простимся.
— Где Жорка прячется, я сказал только вам, — вздохнул Владимир Петрович. — Кто убил?
— Как на духу, Вова, знать не знаем. Наверное, ребята Циркача. Может, сами как-то узнали, а может, и мы протрелались. Что с нас взять?
Тут Владимир Петрович повернулся ко мне:
— А ты что скажешь?
— Катку место в тюрьме. Если я не могу посадить его за убийство Циркача, значит, сядет за убийство брата.
— Лика, тебе придется давать показания в суде. Тебе придется поклясться говорить только правду и не лгать. Тебе придется нелегко… Уверяю.
— Ничего, я справлюсь. У меня есть долг перед одним человеком.
— Перед убиенным Циркачом? — невесело усмехнулся Владимир Петрович.
— Нет, перед его женой. Единственное, что я могу, — засадить в тюрьму убийцу ее мужа. Я устрою на суде такой спектакль, помогая Юрику, что только идиот не поймет, что он убийца.
— Шутки с правосудием кончаются, как правило, печально. Может, ваши намерения и похвальные, лично я вполне разделяю желание видеть Катка в тюрьме, но лжесвидетельство — это лжесвидетельство. Подумайте над этим.
Лжесвидетельствовать не пришлось. Каток, осознав, в какой ловушке оказался, подписал признание в убийстве Сергея Правдина. На суде Серафима держалась со спокойным достоинством, а я рыдала и при каждом вопросе жалобно смотрела на Юрика. Забавно, но он, кажется, так и не понял, как смог оказаться в ловушке. На суде Каток выглядел сосредоточенным и хмурым, но страха я в нем не видела. Лжесвидетель Юрик Катков остался самим собой.
Все это еще только предстояло мне, а пока я собиралась домой. Я звала Серафиму в Италию, но она заявила, что там тоска смертная. Возвращаться я решила поездом, билет уже был куплен на завтра. Время оставалось на то, чтобы кое-что сделать.
Утром я поехала на кладбище. Говорят, похороны Циркача были пышными и многолюдными. Я на них присутствовать не могла, как теперь не могла уехать, с ним не попрощавшись.
Оставив машину на стоянке, я зашла в сторожку. Двое пьяненьких мужичков неопределенного возраста кого-то поминали.
— Извините, я ищу могилу, пять дней назад похоронили молодого человека, похороны очень богатые…
— А, это бандита, что ли? — оживились мужички. — По центральной аллее до конца и направо. Там все свеженькое, быстро найдете.
Я действительно нашла ее быстро, но подойти не смогла. Рядом с могильным холмом, целиком усыпанным алыми розами, на коленях стояла женщина в черном, держа за руку девочку лет пяти. Я торопливо повернулась и пошла к выходу.
В спортшколе было тихо. Знакомым коридором я добралась до тренерской, постучала и вошла. На этот раз в комнате был только пожилой мужчина, он сидел за столом и читал газету.