Шрифт:
От автора читателю.
«Васька» – детская книга для взрослых. Написана она не с целью удовлетворения любопытства читателей, а с целью пробуждения логики. В книге затронуты спорные темы. По ним изложены некоторые умозаключения. Но они не подаются как некие непреложные истины. Все спорные темы должны пробуждать у читателя желание задуматься – не принимать прочитанное на веру, а поискать свой логический вывод. Насколько удачен мой замысел – судить читателям. Я должен признаться, что я не писатель и не готовился им стать. Я всего-навсего обыкновенный человек, доживший до старости и накопивший за долгие годы нечто такое, чем захотелось поделиться со своими потомками. Не надо меня судить за мою малограмотность, за примитивность языка, За художественное несовершенство. Не в этом суть. Суть в том, что меня всю жизнь возмущал фанатизм человека во всех его проявлениях, и я «восстал» против него. Замысел этой книги, наверное, и родился по этой причине. Дорогой мой читатель, не будь, пожалуйста фанатиком – иждивенцем чужого разума.
Я писал не в стиле классического повествования, а в стиле торопливого рассказа, Чтобы не утомлять Тебя, дорогой мой читатель, Чтобы мысли твои всегда были свежими, Чтобы прочитанное успевал обдумывать, чтоб прочитанное хорошо запомнилось.
Дай Бог, чтоб ты не в пустую убил своё драгоценное время над моим «Васькой»!
P.S. Дорогой мой читатель, я писал «Ваську» с ехидной улыбкой и горькими слезами. Смейся и плач – не стесняйся. Ведь жизнь наша, это – смех и слёзы. Когда жизнь человеческая наполнена поровну радостью и горем, душа человеческая, умытая слезами, чиста. Дорогой мой читатель, если у тебя не хватает терпения, интереса или любопытства прочесть мою писанину до конца, не обвиняй меня в том пожалуйста: в этом твоя беда. Мою писанину надо читать с первой до последней строки придирчиво, внимательно и вдумчиво. Непреложных истин преподносить тебе я не планировал: в преподнесении их смысла мало. Они, преподнесённые Тебе в готовом виде, превращают Тебя в иждивенца. А я этого не хочу. Думай сам. Такова о Тебе моя забота.
С уважением автор книги— Панюхин Иван Федорович.
1 Снежный человек
Кокошино – это деревня в которой я родился. Деревня наша прямая, без дополнительных улиц и прогонов. Растянулась по пригорку на правом берегу речки, в которой мы летом целыми днями купались, а зимой по её берегам катались на лыжах да санках. Подворье наше третье с края, это если идти от Лубянки, а от Костышевки, так третье с конца. А речка бежит за нашим огородом. Жил я в своей деревне и не знал ни горьких обид, ни серьёзных забот. Знал только хорошо маму да бабушку, которая жила в другой деревне – в Мякошино. Мякошино недалеко от Кокошино – в двух километрах, влево на выходе к Костышевке.
К бабушке я часто бегал – когда на меня сердилась мама. А когда на меня сердилась бабушка, я убегал к маме. И, конечно, у меня были друзья. Этих было полно. Как жить да скучать, я не знал. С друзьями мы исходили, облазили все поля, леса, овраги и скотные дворы. Часто крутились около механизаторов. Вот и случилось со мной такое, что в век не забуду.
Прислали к нам в колхоз самолёт, поля обрабатывать какой-то отравой. Ну, а мы с дружками – тут как тут: «Прокати, дядя Серёжа! Прокати пожалуйста». Вот он меня и прокатил… Дядя Серёжа, он добрый. Давайте, говорит, я вас по-очереди – сегодня одного, завтра другого. Мы жребий метнули. Моя очередь была седьмая.
В тот день я был у бабушки. Она пироги стряпала. Накормила меня и говорит: «У тебя, Вася, у куртки все пуговицы оторваны. Дай-ка пришью». – Поглядел я на часы – бежать мне пора, а то дядя Серёжа без меня улетит. Схватил шпульку с иголкой да в карман сунул. Сам, говорю, пришью. А пироги-то мне понравились. Дай, думаю, прихвачу пирог для дяди Серёжи. Прибегаю на поле, а дядя Серёжа меня ждёт. Опаздываешь, говорит. Вскарабкался я в самолёт и мы полетели. Я всё в окошко смотрел. А сердце-то во как замирает, когда от земли отрываешься. Я, конечно, об этом дяде Серёже ничего не сказал. Он смотрит на меня, посмеивается. А земля от нас всё дальше, дальше. А лес поля, овраги – как в кино. И вроде как на картинке, и живые. Красиво! Интересно!
А бабушка не зря вспомнила про пуговицы: небо-то всё в тучах. А тучи тяжёлые, плотные. Дядя Серёжа загляделся на меня, что-то, видно, хотел мне рассказать, да не успел: как врежется наш самолёт в тяжёлую снеговую тучу! Темно стало. Никакого движенья. И пропеллер остановился. А как он будет в снегу-то крутиться? Дядя Серёжа почесал затылок. «Да, – говорит, – врезались. Бери-ка, – говорит, – лопату. Выгребаться будем». – Дверку насилу открыл. Вылезли мы на тучу, огляделись – туча большущая, толстущая, длиннющая. Один хвост самолёта из неё торчит. Ничего себе, вот уж покопаешься! Тут снегу-то больше, чем на земле. Я первым делом пошёл пропеллер откапывать. Потом, думаю, крылья освободим. Копаю, а сам думаю: «А вдруг насквозь тучу проткну лопаткой… и улечу на землю без парашюта? Жутко!..» А потом думаю: «Да куда там… Туча-то толстенная». Ну и копаю себе, не оглядываюсь. А дядя Серёжа спустил трос на землю, там трактор зацепил трос и вытянул самолёт из тучи.
Когда самолёт стал отделяться от тучи, я испугался и отбежал на середину тучи. И вот не знаю, как так получилось, улетел дядя Серёжа, а меня оставил. Потом он долго летал между тучами. Меня наверное искал. То ли не запомнил, на какой туче я остался, то ли не смог сесть на тучу, чтобы меня забрать – улетел. И остался я на туче один. Ни друзей, ни дома, ни бабушки, ни мамы. Направо – тучи, налево – тучи, над головой – тучи, внизу – земля. Только земля далеко-далеко. И страшно мне стало! Сел я на снег и заплакал. Кругом тишина, аж в ушах звенит – ни собаки не лают, ни петух не кукарекает, ни даже воробей не чирикает. И чем тут займёшься? Ни дерева, ни травинки – один снег. Что у меня есть? Одна лопата и больше ничего. У Робинзона хоть ружьё было. Да здесь и стрелять-то не в кого. Чаю вскипятить – ни котелка, ни дров, ни спичек. Вспомнил я про пирог. Он у меня за пазухой был. Искрошился весь, пока я в снегу копался. А надолго ли мне его? А на что ещё мне надеяться? А куда мою тучу ветром утянет? А вдруг – на юг… Растает туча и выпаду я с дождём. Это без парашюта-то?.. Ладно, если в какую речку, в озеро или болото плюхнусь, может и жив останусь. А если на кочку, на дерево, на сухой сук наткнусь и кишки вон. Покоробило меня, холодно со страху стало. Зарылся я в снег, там ветра нет – теплее. Лежу и думаю: а вдруг меня за границу унесёт? Оттуда меня домой никак не пустят. Скажут: «шпион»! Иди вот, докажи, что я Васька из Кокошино, и ни какой не шпион. А я и языков-то
Утром проснулся – озяб. Давай зарядку делать. Маленько согрелся, доел пирог, думаю: «Как же мне спуститься на землю? Без парашюта – и думать не чего. А где его взять? Никто мне его не приготовил». Поглядел на тучу – не убывает ли? Нет. Всё такая же большущая и толстенная. Глянул вниз, на землю – высоко, жутко. Холодок по телу пробежал. Я потуже стянул на себе куртку: она была без пуговиц. Вспомнил про нитки с иголкой и подумал: «А куртка-то у меня болоньевая, плотная. Если постараться из неё парашют сшить можно, раз уж нитка с иголкой в кармане имеются. Только куртку надо распороть и сшить зонтиком. Эх, ножницы бы…» В кармане оказался складешок. Ура! Распорю им. А что не круглый выйдет, так мне не на базар его. Лишь бы спуститься. И стал я потрошить куртку. Верх снял, подклад оставил: всё-таки холодновато без куртки-то. Целый день кроил да шил – не успел. Темно стало. Пирог ещё утром доел – есть хочется. Не терпится: на землю охота. Плохо я спал вторую ночь. На землю погляжу – ничего не видать. Над головой появились звёзды: тучи поредели. Многие рассыпались и осели на землю в виде снегопада. Ну, думаю, как моя туча рассыплется – пропал я. Надо торопиться с парашютом. Утром, чуть рассвело – я за шитьё. К обеду сшил!
«А где верёвки взять? Стропы ведь нужны». Сел я и давай перебирать свою одежду – из чего можно верёвки свить? Штаны изрезать, рубашку, майку. Хватит ли? Да ведь пока режешь, да верёвки вьёшь да привязываешь – застынешь. А что делать? Изрезал штаны – свил. Изрезал рубашку – свил. Изрезал майку – свил. Стал верёвки связывать, увлёкся, на землю не гляжу. Солнышко пригрело – вроде не зябну. Вдруг толчок! И тучу мою надвое стало разрезать каким-то острым чёрным выступом. Я испугался, глянул на землю – горы! Побежал навстречу выступу, уцепился за него – пролетай, думаю, моя туча, я как-нибудь без парашюта спущусь. Но туча остановилась, повисела немного, разломилась и осела – прикрыла выступ и склоны горы, а я остался висеть над снежной лавиной. Прыгать – высоко, слезать – круто. Что делать? Кручу головой – направо гляжу, налево, вниз. Задел шапкой за острый камень, не успел поправить: руки-то заняты, и полетела моя шапка вниз, как подбитая ворона. Поглядел я ей вслед… И остался с голой головой. Ну, думаю, надо спешить, пока не озяб. Была не была, стал спускаться. Всем телом к скале прижимался, цеплялся и спускался. Подклад от куртки, служивший мне последней одеждой, быстро превратился в лохмотья. Эти лохмотья не только уже не грели, они мне мешали. Пришлось их сбросить. Силы мои кончались: Я ведь был голоден, мне было холодно, а до основания горы, ой, как ещё далеко! Я стал выбирать более удобный спуск, мечась по склону из стороны в сторону. И совсем вроде рядом, а спуститься не могу. И сил больше нет. Кое-как спустился до места на которое осела туча. На снегу от этой тучи ни кого кроме меня не было. Но вдруг я заметил кроме своих следов ещё чей-то человеческий след. Это меня обрадовало. Я пошёл по этому следу, а он начал петлять – туда, сюда. Что за чертовщина? Мне спускаться надо, а этот след меня с толку сбивает. Присесть бы, отдохнуть, да голому на снегу сидеть не с руки. Нагнулся я, упёрся руками в коленки: кончилась сила. Голову совсем опустил, чуть не до самого снега. Вдруг!.. Кто-то быстро накрыл меня холодным мешком. Чьи-то сильные руки меня в этот мешок втиснули, опрокинули и куда-то потащили. Сопротивляться у меня уже не было никаких сил. Да и не знал я, надо ли сопротивляться? Вначале я дрожал от холода, а может быть и от страха. Но вот меня притащили куда-то в тепло и осторожно положили, не развязывая мешок. Я потихоньку согрелся и уснул. Сколько спал – не знаю. Наверное очень долго, потому что когда засыпал было тихо, а когда проснулся, услышал множество человеческих голосов. И я уже был не в мешке, а лежал на соломе. От человеческих голосов я был отгорожен какой-то решёткой. Когда люди увидели, что я проснулся, ещё больше загомонили. Я видимо всё-таки простыл: в голове стоял страшный шум, она была тяжёлой. Силы ко мне почти не вернулись. Сквозь шум в ушах я не мог уловить, о чём говорят люди. Один только вопрос радостно дошёл до моего слуха: «А чем его кормить?»
Немного погодя я увидел как мне просунули сквозь решётку кусок сырого мяса. Сырое мясо я никогда не ел. Но есть хотелось страшно. И я подумал: путешественники в бедственных условиях едят сырое мясо. Наверное поэтому мне его и подали. А может быть здесь принято есть сырое мясо? Ведь я не знал, куда я попал. Взял я мясо и стал кусать. Люди оживились. Я не слушал о чём они говорят, только попросил соли. Соли мне насыпали прямо на пол, рядом с соломой. Сырое мясо своё дело сделало – ко мне стали возвращаться силы. Я решил встать, чтобы узнать где нахожусь. Огляделся и понял – в клетке. А рядом много таких же клеток с хищниками – медведями, тиграми, львами, волками… Выходит я в зоопарке! Почему?! Разве я зверь? Тем более, хищный? Я бросился к решётке, чтобы заявить свой протест: «Я – Васька! Из Кокошино! Выпустите меня!» Я сотрясал решётку громко доказывая: «Человек я! Человек! Я Васька из Кокошино!» Но люди меня не слушали, а что-то решали своё. Мало силы вернулось ко мне, не смог я доказать, что я не зверь, лёг снова на солому, отвернулся и долго плакал. Когда слёзы унялись я стал думать: «Куда я попал? Может быть меня унесло за границу, где по-русски не понимают? Как же можно спутать человека со зверем? Может быть это такая нехорошая шутка? А может это просто сон? Долго я лежал и думал, пока снова не заснул. Всё-таки я был, видимо, нездоров, потому что проснулся только на другой день. Моя клетка оказалась уже на другом месте – рядом с обезьянами. Перед клеткой было очень много людей и все смотрели на меня. И один человек громко объяснял: «Вот перед вами снежный человек. Зовут его – Васька из Кокошино. Недавно пойман в горах охотником и любезно доставлен сюда, для всеобщего обозрения. Редчайшее из редчайших явлений! Единственный в мире экспонат!»