Я вернулся за тобой
Шрифт:
— Кто бы сомневался, — захожу в ванну и прислоняюсь к закрытой двери. Мирон принес меня домой. А если бы Алекс видел? Где у него мозги? Или он считает, что раз я повисла у него на шее, испугавшись темноты, то он теперь имеет право меня на руках таскать?
Быстро принимаю душ, чищу зубы, принимаю противозачаточные и долго копаюсь, что бы такого надеть, чтобы сказать Мирону, что раз фотосессия позади, я ему ничего не должна, пусть катится колбаской и не строит из себя рыцаря. У меня свой есть…
Ему и посылаю стандартное утреннее селфи. Где бы Алекс не был, он отвечает ласковым: «Доброе утро,
То ли, что Алекс не видел Мирона, то ли от нежности Алекса.
В любом случае я быстро допиваю уже холодный кофе, даже волосы не сушу и просто тороплюсь на выход.
— Саш! Ты куда так рано!
— В магазин, – придумываю я ответ. И чтобы она не увязалась за мной, добавляю. — Трусы Алексу надо купить.
— Как романтично, — фыркает она из нашей спальни, и я со спокойной душой выхожу из квартиры, схватив ключи от машины на тумбочке. Спускаюсь на улицу и взглядом ищу машину. Если он что-то с ней сделал. Я его убью. Сажусь в нее, чувствуя тот самый запах, от которого воротило Дашу. Он знакомый и незнакомый одновременно. Вроде не противный, просто странный.
Еду на автомойку и заказываю химчистку, а сама набираю Мирону, перед этим скинув свои координаты.
— Привет, любимая, — совсем поехал головой?
— Я скинула свое местонахождение. Приезжай, поговорить надо.
— Давно пора, — не сопротивляется он и отключается.
*****
Я пью капучино в кафе над автомойкой, чувствуя неприятный привкус водопроводной воды. Морщусь и отставляю чашку. Все-таки я стала до тошноты привередливой и брезгливой.
Смогла бы я вернуться к той жизни, когда питалась лапшой быстрого приготовления и пила кофе три в одном. Не знаю… Прикрываю глаза, окунаясь в то время, когда мы с Мироном в нашей квартире смеялись пока, наматывали лапшу быстрого приготовления на вилку. Потом ели, смотря глаза в глаза и отпивали кофе три в одном. А иногда между нами стояли мои любимые цветы. Тюльпаны...
Я так и не сказала Алексу, что ненавижу запах роз. Он приторный, острый, а когда цветы начинают вянуть, и вовсе отвратительный. А вот тюльпаны, почти не пахнут. Они источают тонкий аромат, ласкающий нервные окончания.
И именно в этот момент меня обволакивает тот самый аромат. Аромат прошлого. А у моего прошлого есть имя. И надо ли говорить, что его появление сбивает меня с ног.
Я открываю глаза, а затем и рот, когда за стол уверенным движением садится Мирон, опуская передо мной букет насыщенно красных тюльпанов.
— Это... Что?
— Работа модели лишает мозга? Могу сказать по слогам. Тю-ль…
Я вскакиваю, потому что его настроение злит. Он пришёл не на разборки полётов, он пришёл...
— Что ты несешь?
— Сядь, — дергает он меня за руку, усаживая на прежнее место. Хочу вырваться, но он не отпускает, стискивая запястье. Смотрит в глаза погружая в тот сон, что мог бы посоревноваться с единственной ночью проведённой с ним. – Я все продумал. Переводишься на заочное отделение, едешь со мной. Если ты боишься, что я снова тебя брошу, то можем пожениться. У меня там съемная квартира. Но я уверен, что уже через год я смогу купить небольшой дом. Ты бы хотела свой дом с лужайкой? Сама сделаешь там ремонт. Устроим тебя в модный дом и будешь
Я задыхаюсь. От него. От слов. От желания сделать все, как он говорит. Буквально соловьем поет о нашем совместном будущем, как будто я не трахалась с Алексом у него на глазах, как будто мы снова вместе. И мысли мечутся. Желания воюют с обязанностями. Страхи с мечтами. Битва жестокая, кровопролитная, с кровью и стонами тех, кто проиграл. Я поджимаю губы, сдерживаю рвущийся наружу крик боли и усмехаюсь как можно злее.
— А где кольцо с бриллиантом? А где браслет. Ты мог бы ради приличия притащить нормальные цветы, а не этот веник.
— Саша, — маска романтика слетает с лица Мирона, превращаясь в гримасу боли и отвращения. Он бы крикнул, но ему принесли стакан воды и опустошил его одним глотком, тут же закашлявшись. – Веник? Ты же обожаешь тюльпаны. Красные тюльпаны! У тебя все блокноты и пеналы были изрисованы ими!
— Многое изменилось, верно?
Сама понимаю, грубо.
Но он меня пугает. Я сама себя пугаю острым желанием встать и пойти с ним, бросить все и сигануть в этот омут.
— Ты любишь тюльпаны... — цедит он сквозь зубы, говоря совсем не о цветах. Злится. Беситься. Рвет взглядом на части.
— Любила, Мирон. Любила. А теперь я люблю розы. У меня вообще многое в жизни по другому. Но разве тебя это волновало?! — быстро говорю, чувствуя, что срываюсь. Еще немного и в рожу наглую ногтями вцеплюсь. Как же легко вот так прийти и сделать вид, что прошел не год, а день.
— Ты бесишься, обижаешься, — тянет он меня на себя, в лоб упирается, шипит. — Но у меня была причина. Теперь я здесь. Я вернулся. Я люблю тебя. И после вчерашнего...
Как же он достал своим люблю! Что такое слова? Что они значат! Ни-че-го! А вот поступки. Он не верит, что я изменилась. Я докажу.
Выплескиваю кофе ему на белую рубашку и жалею только о том, что он остыл. Пусть бы обжог, оставил шрам на коже, как когда-то Мирон в моей душе!
— А ты не делай вид, что ничего не было! Не делай вид, что прошло всего ничего! Год Мирон! Год! Что мне твой веник, что мне твои признания! За год ребенок рождается, война может начаться и кончится! За год сдвигается на сантиметр материк, — кричу шепотом, но в итоге срываюсь. — За год я смогла разлюбить тюльпаны. Я больше не люблю тебя.
Заканчиваю отповедь, смотря как по белой ткани расползается коричневое пятно. Очень символично. Стараясь не пролить не слезы, встаю и ухожу… Надеюсь машину помыли, и я смогу уехать, свистя шинами, пока этот придурок сидит и гипнотизирует кулак, в котором зажал стеклянный стакан. Застываю на секунду когда слышу звон разбитого стакана.
Наступаю на горло желанию спросить не порезался ли Мирон и ускоряю шаг, торопясь на первый этаж к машине. К спасению. Ищу лестницу, но в итоге злясь на весь мир, иду к лифту.
Давлю на кнопку, стуча носком туфля и делаю шаг, чтобы зайти, как вдруг в зеркале отражается мой личный дьявол и все внутри замерзает, покрывшись тонкой коркой льда. Оборачиваюсь, замахиваюсь, а Мирон хватает ворот моего блейзера и толкает в лифт, заходя следом.
Глава 28. Саша
— Ты охуел! — забываю я обо всяком воспитании, когда этот самоуверенный придурок бьет кулаком по кнопке «Стоп».