Я вернулся за тобой
Шрифт:
Глава 26. Саша
Мне кажется, что я схожу с ума.
Иначе как объяснить, что мои руки на теле Мирона, а его губы пытаются высосать из меня душу, требовательно и грубо целуя.
Точно, схожу с ума. Но какое же это сладкое безумие.
Поверить, что это все происходит наяву, невозможно.
Я бы никогда не дала Мирону к себе прикоснуться вот так.
Словно мы снова в моей квартире, снова одни, снова любим.
Поэтому сейчас можно расслабиться и просто отдаться этой порочной фантазии, ведь я никому не расскажу о том, что мне
И мне правда больно. Больно от осознания, что в моем диком воображении Мирон еще не вошел в меня, не растянул до предела, до вскрика, который никто никогда не услышит.
И я нетерпеливая. Рвано тяну его футболку наверх, снимаю через голову, лишь на мгновение прерывая жадное совокупление губ, языков, душ. Тут же ощупываю его идеальное твердое тело без капли волос, сглатываю слюну и не выдерживаю.
Делаю то, что вслух-то произнести стыдно. Сползаю с колен, пьяно улыбаюсь. Мирон почему-то матерится, пока я языком кружу по его плоским соскам. Все ниже, туда, где идеальные по форме кубики, не слишком выпирающие, а такие вот как надо. Чтобы удобно было языком пощекотать, чуть ниже, к ремню, который необходимо снять.
И я закусываю губу зубами, расстегиваю все как можно скорее. Выдергиваю из петель, дергаю ширинку, чувствую, как рот пересыхает от неизвестной жажды.
Мне нужно больше.
Мне нужно сейчас.
Мне нужно взять в руку этот идеальный предмет. Все верно. Во сне сложно рассмотреть детали, но я помню. Помню каждую венку, помню, как он увеличивался, стоило его коснуться, помню, какие звуки издает Мирон, когда я, ничего не боясь, беру его в рот.
В волосах тут уже усиливается захват от его пальцев. До боли. Такой тянущей. Такой приятной. Что я, уже не соображая, втягиваю член глубже. Привыкаю к давно забытым размерам и принимаюсь качать головой в такт пульсации вен в моем рту.
И так стыдно, мокро, но хорошо, словно этот сон та реальность, в которой я бы хотела остаться. Как можно дольше. Как можно глубже. Навсегда...
— Родная, ох, — слышу хрип, когда скольжу по длине чуть дальше, почти упираюсь носом в редкие волоски, вдыхаю такой пьянящий запах.
Запах своего человека.
Резко выпускаю плоть, наслаждаюсь пошлым звуком и обилием слюны, которую уже рукой принимаюсь размазывать по всей длине.
– Иди сюда, — требует Мирон и я даже повода не нахожу сопротивляться.
Мирон даже не раздевает меня, просто поднимает резко, целует быстро и отводит полоску трусов в сторону. Так жадно. Так грубо. Так необходимо.
Но выжидает. Скользит пальцами по краю входа, трет клитор, лишая меня рассудка.
Стискиваю его плечи, так желая посмотреть в глаза, но шепчу нетерпеливо в кромешной тьме, что обостряет чувства сильнее любого наркотика.
— Пожалуйста…
— Что, пожалуйста, — издевается он, активнее натирая самый центр удовольствия. Все ощущения скопились там, готовые взорваться под действием давно нерастраченной энергии.
—
Здесь можно все.
Здесь можно просто дрожать от мучительного наслаждения и не думать о том, кто и что обо мне скажет, чего я лишусь, поддавшись порыву.
Здесь все просто как дважды два.
Есть Мирон. Есть я. Есть наши тела, что льнут к друг другу. И разве может быть сейчас что-то важнее.
— Не слышу? – шипит Мирон, дергая мои волосы, кусая мою шею так сильно, что я сквозь сон чувствую боль. – Что мне с тобой сделать, Саша.
Он издевается. Его смех как яд – проникает в меня вместе с дыханием. Таким обжигающим, что я вот-вот задохнусь.
— Трахни меня. Господи, просто заткнись и трахни. Фантазия не должна разговаривать.
Мирон опрокидывает меня на мягкое и резко просовывает два пальца внутрь, второй рукой находит грудь и между пальцев зажимает сосок. По второму щелкает языком все снова и снова, дергая за ниточки струн возбуждения, и я уже теку, чувствуя, как я еложу по дивану от дискомфорта. Который тут же сменяется шумом в голове, таким сильным, как будто в самолёте.
Лечу. Падаю.
Все быстрее. Быстрее. Пока его пальцы на огромной скорости сносят все закрылки, чтобы вся моя нервная система взорвалась слепящим удовольствием, и я закричала.
- Мирон! Боже! Боже!
Дёргаясь всем телом, чувствуя, как диван подо мной стремительно мокнет. И снова смена положения, а я уже стою на диване на коленях, а Мирон за мной.
Гладит спину, оттягивает волосы, кочует ниже, туда, где уже ничего не сдерживает грудь.
Сжимает ее руками и долго, долго массирует, не делая больше ничего.
Мозг плавится от истязающего ожидания того, что будет дальше. Скорее всего в этот момент я проснусь. Возбужденная. Голодная. В слезах и поту, прекрасно понимая, что эта грязная фантазия никогда не повторится, а Мирон так и останется для меня чужим человеком.
И ведь все правильно, так и должно быть. И я даже теряю часть удовольствия, почти засыпаю, но боль ослепляет меня. Мирон стягивает пальцами шею, шипит на ухо.
— Не уходи, мы еще не закончили.
Я распахиваю глаза, но все равно ничего не вижу, зато чувствую. Как головка твердого члена елозит по мокрым складкам, как тычется, словно примеряясь, а потом единым ювелирным движением заполняет меня до предела.
— Ебать, так туго, — ругается Мирон, замирая, не двигаясь, пока внутри пульсирует его плоть, пока перед моими глазами кружатся разноцветные искры. – Как жить-то без этого?
Вот и я не знаю, как жила без этого ощущения полной заполненности, когда для маневра места так мало, что чувствую трение каждой вены. Сердце галопом. В горле першит. А в голове пустота. Такая приятная, такая светлая.
Мирон приходит в себя через пол минуты, скользит назад, чтобы снова ударом об матку снести мне остатки разума, если он может появиться во сне.