Я вернусь
Шрифт:
– Я передам, – кивнула Ольга, – что-то еще?
– А эта дорогая штука? – первый ткнул в фигурку Розенталя, стоящую на мраморной консоли.
– Смотря что иметь в виду под «дорогой», – не успела договорить Ольга, как парень толкнул статуэтку и та, упав на пол, разбилась вдребезги. Ольга, не двинувшись с места, подняла глаза на парня:
– Ну и зачем?
– А ты чего такая борзая? – напрягся его товарищ, делая шаг вперед. Он с детства привык, что люди стараются его избегать и редко смотрят в глаза. А эта стоит и пялится насмешливо, как на идиота. Хотя баба хорошая, сочная. Может, попросят ее за долги забрать? Он бы не отказался.
Вместо ответа Ольга пожала плечами, а парень сбил дубинкой картину
Картина рухнула, стекло разлетелось вдребезги. Второй парень вступил в увлекательную игру, и они принялись крушить все, что попадалось им под руку. Ольга закрыла глаза, чтобы не видеть. Вещицы, которые она хранила дома, были на редкость изящны и неизменно ее радовали. При других обстоятельствах она бы очень разозлилась, но сейчас поделки ее мало волновали. Главное, чтобы парни не вошли в спальню и не увидели Арсения.
Когда в студии не осталось ни одной целой вещи, парни наконец-то удалились, снова передав привет и напомнив, что на выплаты есть неделя, и это последнее дружеское напоминание.
Некоторое время Ольга стояла недвижимо посреди хаоса, в который за несколько минут превратилась ее идеальная жизнь. Затем, ступая прямо по осколкам того, что еще несколько минут назад было произведениями искусства, она направилась в спальню.
Арсений сидел на кровати, обхватив голову руками и раскачиваясь из стороны в сторону. Ольга села рядом с ним и положила руку на колено. Он повернул голову – в глазах слезы. Арсений привлек к себе Ольгу, вдохнул аромат ее волос и прошептал:
– Я не могу тебя об этом просить.
– Осторожно, Ана, тут скользко! – Джордж заботливо приобнял Богдану за талию и удержал на ногах, когда та чуть не растянулась на скользком полу боулинга.
Одетая в слишком плотно облегающее фигуру бархатное платье с декольте, которое открывало больше, чем закрывало, на высоких каблуках и с красной помадой на пухлых губах – в боулинг Богдана явилась во всеоружии. Никогда раньше она здесь не бывала и понятия не имела, что скользкое покрытие не даст ей возможности красиво продефилировать перед иностранным миллионером. Едва не упав, она даже подумала, что, возможно, стоило одеться по-другому, но восхищенный взгляд Джорджа, устремленный в район ее природных щедрот, и его неспособность сосредоточиться даже на самых простых фразах доказали ей, что все-таки это был правильный выбор.
Поняв, что в боулинг Богдана играть не умеет и не собирается менять каблуки на специальные кеды (ну что я как дура буду в платье и кроссовках?), Джордж пригласил ее в бар и, заказав по коктейлю, достал из рюкзака альбом с фотографиями. Богдана подсела поближе, чтобы все внимательно рассмотреть, а Джордж едва не лишился чувств, оказавшись рядом с богатством, лежащим так близко – стоит руку протянуть.
– Смотри, это мой дом, – слегка дрожащим пальцем ткнул он в первую фотографию.
– Твой дом? – Богдана потрясла головой, рассматривая строение, более всего походившее на средневековый замок. Подняла глаза на переводчицу, женщину средних лет. Та, пожав плечами, уточнила:
– Да, мой дом. А еще у меня есть квартира в клинике.
– В клинике? – Богдана еще не успела сделать глоток коктейля, а голова уже шла кругом. – У него есть своя клиника?
– Три, – кивнул Джордж, выслушав вопрос переводчицы.
Оглянувшись по сторонам (на всякий случай!) и удостоверившись, что в боулинге нет ни одного знакомого лица, Богдана положила руку на руку Джорджа и придвинулась поближе.
– Он что, врач?
– Ветеринар, – робко улыбнулся в ответ Джордж и почему-то покраснел.
Богдана сразу потухла,
– Я тренирую лошадей, которых снимают в фильмах в Голливуде. Вот я на съемках, вон там за мной, видишь? Харрисон Форд!
Рука вернулась на место, а Богдана снова прижалась к мощному боку Джорджа. Тот был похож на скальный монолит – среднего роста, кряжистый, мощный, широкий. Может быть, это и есть та самая мужская спина, которая позволит ей быть «за мужем» и забыть о торговле на рынке, как о страшном сне?
– Смотри, Ана, – имя Богдана ему категорически не давалось, – это я на Карибах, а вот на Гавайях, а вот я катаюсь на лыжах в Колорадо, у нас там самые лучшие лыжные курорты. А ты умеешь кататься на лыжах? – поинтересовался он.
– Ой, нет, – махнула рукой Богдана, заливисто рассмеявшись (как-то коллега на рынке сказал ей, что у нее мелодичный смех), – где я и где лыжи? Но я очень люблю путешествовать. Скажите ему, что мы с мужем, ну то есть с бывшим мужем, ездили в медовый месяц в Сочи, мне очень понравилось.
– Сочи? – повторил Джордж незнакомое слово и, позабыв о приличиях, снова уперся взглядом в манящее, бледно-розовое декольте, сулящее давно позабытое наслаждение. – Это где?
– Это такой курорт в России.
– Я не знаю Сочи, Ана, – пожал плечами Джордж, не отводя взгляда, – но мне кажется, что такая женщина, как ты, достойна большего!
К этой теме они больше не возвращались. Валера отказался с ней разговаривать, и ни о какой подготовке к отъезду речь не шла. Сама Нина, естественно, без сына никуда ехать не собиралась. Вся эта безумная канитель затевалась исключительно с целью спасти Валеру, ведь ей самой и дома было хорошо. В ставшей уже привычной чистенькой, маленькой квартире, рядом со Светкой и коллегами-учителями. Она даже учеников любила, что было в учительской среде большой редкостью, и они платили ей тем же. Ее жизнь была устроена, предсказуема, и она не хотела ничего менять. Это в двадцать можно все бросить и беспечно уехать, а в почти пятьдесят таких поступков уже не совершают.
Через переводчицу Нина передала Дугласу, что очень ценит его предложение, но, к сожалению, принять не может. Причины объяснять не стала – к чему? Попросила менеджеров убрать ее анкету из всех «каталогов». Ей даже показалось, что менеджер сделает это с удовольствием – Нина была бесперспективной, денег не заработаешь.
Апрель выдался влажным и теплым, в сапогах хлюпали набухшие от влаги стельки. Боря Торсунов, ее самый денежный ученик, внезапно передумал поступать на журналистику и решил податься на юридический. Вежливая красивая мать Бори, с трудом двигая внезапно опухшими губами, протянула Нине конвертик и объяснила, что в ее услугах они больше не нуждаются. В ответ Нина сделала жуткую глупость – кивнув на губы, спросила, не проявление ли это аллергии, и в этот момент до нее дошло, что, наверное, женщина сделала себе укол красоты. Какая же она все-таки дура, вначале ляпнет, а потом думает! Впрочем, Борина мама ей никогда не нравилась. Относилась к учительнице, как к домработнице, совершенно спокойно могла перенести время занятия, потому что они с Борей шли по магазинам или решили на три дня махнуть куда-нибудь в Париж. У Нины все планы летели кувырком, но неудовольствие она не могла себе позволить, ведь частные уроки были большим подспорьем их скудному бюджету. И потеря Торсунова здорово расстроила ее. Новых учеников в конце учебного года не предвидится, что же они будут делать? У нее на руках взрослый мужчина, которого нужно кормить как минимум три раза в день и желательно мясом и витаминами. Вот только учительская зарплата на такие траты никак не рассчитана.