Я влюблен в ужасную женщину, или Заколдованные конфеты Блум
Шрифт:
— Если бы у короля была дочь, то я решил бы, что вы решили к ней посвататься, — рассмеялся Питсби, не понимая, как близко был от правды. — Конфеты в виде шахмат? Я только подумывал об этой разработке, но если они понравятся Его Величеству, то определенно будут иметь успех и далее.
Улыбнулся.
— Превосходная идея! Но… Мне нужно кое–что еще. У вас ведь есть конфеты, которые дарят женщинам мужчины?
Вильям расхохотался.
— Вы определенно шутник! Любые конфеты дарят женщинам…
Похоже, Питсби решил проигнорировать
— Я имею в виду заколдованные конфеты, Вильям. Я заплачу за них. Много заплачу.
Мы пили чай. В оглушающей тишине было слышно, как тикают настенные часы и как Абрау Хаски помешивает ложечкой сахар в своей чашке. Положила туда аж семь ложек. СЕМЬ! Ее давно уже должны были поразить ожирение и диабет, но нет, Абрау была свежа как майский листочек и высушена, словно вяленная вобла.
— Значит, ты дала свое согласие на брак с моим сыном, деточка?
Бооооги… Таким голосом ей только варенье засахаривать. С мухами.
— Он просто душка! Посмотрите на него только… Разве я могла ответить отказом? — промурлыкала я.
«Душка» смущенно кашлянул.
— Мы еще не обсудили все детали, матушка…
— Как раз и обсудим за эти выходные! — Абрау строго сощурила взгляд. — Времени — масса! Вагон и маленькая тележка. Тем более, что твой отец, Подрик, вернется только завтра с утра.
— Простите, но мы уже сегодня вынуждены будем вернуться назад… Много работы и… — перебила я ее, с некоторым злорадством радуясь, что моложавой старушке грозит облом, ибо оставаться на ночь мы не собирались.
— Как?! Лео, ты ей не сказал?! — всплеснула руками «матушка».
Я посмотрела на Хаски. Подозрительно так посмотрела.
— Лео… Милый…Чего ты мне не сказал? — моим голосом теперь можно было травить тараканов.
Заметила, как у Абрау насмешливо дернулся уголок рта. Видимо, узнала за этой сахарностью свой «портретик».
— Мммм… Ну, я хотел тебе сделать сюрриз, дорогая… — выдавил он из себя, вдруг неожиданно увлекаясь разглядыванием печенья в вазочке.
— Отсюда невозможно уехать сегодня же, Люси, — вдруг озвучила самую кошмарную новость в моей жизни Абрау. — Дирижабль на Дижонс и обратно достаточно редкий… Ходит лишь раз в сутки… Неужели мой сын не сказал об этом?
УБЬЮ ХАСКИ. И кто же это из нас двоих лжец?!
— Оооо… Это просто замечательная новость! — я отхлебнула побольше чая из своей чашки, стараясь спрятать перекошенное от ненависти лицо. — Я так мечтала подольше пообщаться с вами, госпожа Хаски! Лео столько рассказывал о вас!
Вдох–выыыыдох…
Фух… Слава богам, отпустило… Новость я эту как–нибудь переварю. Правда, как объясню все опять Смитти — большой вопрос. Зато вот Хаски похоже конец наступил. Большой такой. С крышкой.
— Люси очень стеснительная, матушка… Никогда не говорит сразу, что у нее на сердце. Но я знал о том, как она рвалась познакомиться
Хаски, ты покойник.
— Спасибо, дорогуша… Скажи, а нет ли тут никакого такси… Или, может, ходит поезд?
Дьявол покачал головой.
— Нет… Понимаю, ты находишься в смятении… Но зато ты сможешь познакомиться получше с моей семьей, с домом, где я жил…
Знает, зараза, на что давить.
— О да! Я просто мечтаю! — выпалила я. — Я хотела бы осмотреть все комнаты, которые здесь есть.
— А чай? — Абрау удивленно приподняла брови.
— Я уже напилась!
Хаски хмыкнул.
— В смысле, достаточно попила чая… — пробурчала я, вылезая из–за стола и выражая полную готовность к осмотру.
И было бы хорошо, если бы Дьявол сам бросился мне показывать дом, и комнату Венди, но нет. Такую ответственность Абрау Хаски не могла переложить на хрупкие плечи своего сына. Вызвалась все показать сама.
Вначале мне показалось, что я попала в музей. Нет, правда. Потому что маман лекцию начала занудным профессорским голосом, и мне сразу захотелось зевнуть. Осмотр начали с прихожей, а было здесь три этажа… В общем… Когда мы добрались до третьего, и до комнаты Венди, я уже знала о Дьяволе гораздо больше, чем нарыла тогда, когда изучала его как амбидекстра. Я знала о нем все: с каким весом Леочка родился, когда у него выпал первый молочный зуб, во сколько прелестный мальчик пошел в школу, и во что он был одет на выпускном балу. Биография моего коллеги навевала сначала зевоту, а потом вызвала во мне внезапный интерес. Особенно с того момента, как мне рассказали о том, сколько времени Дьявол проводил у зеркала, пытаясь свести ненавистные юношеские прыщи.
— Мама! — попытался остановить Хаски приближающуюся неизбежную катастрофу, но не смог.
Попался, гад!
— Так значит… — промурлыкала я, — ты был прыщавым?
Дьявол помрачнел. Я знала, что задела за живое. Иначе стал бы парень столько разглядывать свое отражение? Месть сладка… Ха–ха–ха!
— Люси! Ты должна знать! Леочка очень переживает, когда его называют прыщавым… Какая–та глупая девочка из школы так его обозвала… И с тех пор все началось… — шепотом сказала мне на ухо маман, но Хаски услышал и помрачнел еще больше.
— Мама, я думаю, что дальше с осмотром дома мы справимся сами…
Госпожа Абрау Хаски смахнула слезу.
— Ах, опять! Вот почему ты так на все реагируешь! Подумаешь, какая–то профурсетка не сдержала свой поганый язык! И ты еще хранишь ее школьный портрет! До сих пор!
— Мама, ты что, залезала в мой сейф?
— А ты думал, что я его не открою?!
Мне стало интересно. Нееет, действительно интересно. Потому что Хаски, явно одеревеневший, стоял и не мигая смотрел на то, как его мать, словно заправский медвежатник, вскрывает его ящик стола, закрытый на кодовый ключ, а затем достает из него кусочек картона, на котором…