Я — вор в законе: Мафия и власть
Шрифт:
Платонов внимательно слушал Владислава Геннадьевича, многозначительно в знак согласия кивая головой, как бы приглашая двух директоров-собеседников согласиться с мнением своего коллеги.
— А что, — сказал Лобанов после минутного раздумья, — мне это нравится. Мы на производстве как резиновая Зина — все, кому не лень, нас имеют, а мы только кряхтим иногда. Пора самим влиять на ситуацию.
— Не привыкли мы к этому, — осторожно заметил Данилов. — Мы отродясь политикой не занимались. Как бы впросак не попасть.
— Федор Кузьмич, странно вас слушать, — удивился Варяг. — Вы же директор, ваша работа — управлять людьми. Вы же не можете на заводе сами все делать, правда? Ну и в политике так же — ищите надежных людей, задавайте им направление деятельности, и они сами сделают все без вас.
—
— А у тебя что, зубов нет? — живо откликнулся Лобанов. — Если банк сильно выпендривается, скажи, что перекинешь свои счета в другой банк. У тебя ж на счетах миллиарды! Посмотришь, как они запрыгают. А то просто возьми и свой банк создай!
— А мы в нем поучаствуем, — усмехнулся Варяг. Он не спеша наполнил рюмки до краев и спросил: — Ну что, двинемся в политику? Сразу говорю: отказ не влечет за собой никаких последствий — как работали, так и будем работать.
— Двинемся, двинемся, — уверенно сказал Лобанов, словно о чем-то давно решенном. — Важно только подтолкнуть всех наших ребят под это, губернаторов дернуть с мэрами и связь держать постоянно, советоваться…
— Связь будем держать через «Госснабвооружение», конкретных формах связи договоримся, — сказал Варяг. — Важно принять принципиальное решение и начать работать. Ну так как, Федор Кузьмич?
— Что ж, согласен. Давайте начнем, — кашлянув, неуверенно произнес Данилов.
Уже в машине по пути к гостинице «Москва» Алексей Михайлович спросил Данилова:
— Кузьмич, нас с тобой только что в партию опять приняли. Чувствуешь? Как в старые добрые времена.
Данилов пробормотал что-то неразборчивое, а Михалыч продолжал:
— Молодец мужик этот Игнатов, — вроде и ничего особенного не сказал, а убеждает. Как думаешь?
— Думать не вредно, — сказал Данилов. — Вот только как бы потом плакать не пришлось!
ГЛАВА 6
Братки неспешно просыпались: их ожидал очередной день вынужденного бездействия на даче Коляна в Переделкине. Они почесывались, с завыванием зевали, мучительно долго поднимались с несвежих постелей и начинали бесцельно слоняться по дому, босые и расхристанные. На столах их глазам представали следы вчерашней попойки: пустые бутылки и полные пепельницы, издававшие удушливый запах, разнообразные объедки, банки из-под консервов и всюду — окурки и табачный пепел. Все говорило о скоплении в одном замкнутом пространстве большого количества ленивых ограниченных существ. Сейчас эти существа тяжело вздыхали, закуривали натощак и время от времени изрекали: «Эх, пивка бы сейчас…» За время своего заточения бандиты уже успели преступить многие запреты, например запрет на пьянство и на расхищение продовольственных запасов, однако запрет на выход без разрешения с территории дачи они пока не решались нарушить. Необходимость соблюдения конспирации была ясна даже для их птичьих мозгов. Выходить за ограду разрешалось только Репе, он же считался кем-то вроде домоуправителя и вел все дела с администрацией дачного поселка. Репа также ездил в магазин за едой и выпивкой. Набирать слишком много он остерегался, дабы не привлекать к себе внимания, однако пополнять стремительно тающие запасы надо было хоть таким-то образом. Теперь перебравшие накануне бойцы маялись от утренней жажды, однако на даче пиво кончилось, а Репа, которого можно было бы послать за пивом, куда-то подевался. «Ну где этот козел, ети его мать?» — слышались злобные возгласы.
Накануне вечером Репа, подвыпивший, но не пьяный, поднялся на второй этаж, где обитала Колянова жена Надежда, чтобы найти там в гостиной комнате несколько новых видеокассет. Репа старался держать под контролем всю ситуацию на даче и потому остерегался напиваться вдребезги, как прочие бойцы. На первом этаже было довольно шумно — переговаривались пацаны, звенели бокалы, в одной комнате скороговоркой бормотал видеомагнитофон, в другой играла музыка. Пищал и проигрывал музыкальные паузы компьютер, за которым сидел пьяный боец и, клонясь головой к монитору, играл в «Викингов», постоянно промахиваясь пальцем мимо нужных кнопок. Зато на втором этаже царила тишина и было темно, только в коридоре пробивался свет из-под двери комнаты, в которой
— Что, скучно? Сладенького захотелось? — насмешливо спросила женщина.
— М-м… — не нашелся с ответом Репа. Его взгляд скользнул по великолепным длинным ногам и поднялся к ложбинке между двух упругих полушарий, едва прикрытых легкой тканью халатика. Надежда смотрела на него в упор, чуть приоткрыв губы. Репе показалось, что она тоже слегка пьяна.
— Тебе-то не так скучно, как мне. Вас, мужиков, вон как много, — сказала Надежда. — Хоть бы зашел, поговорил, развлек… Ну что ты молчишь? Язык проглотил?
Покачивая бедрами, Надежда неторопливо направилась к безмолвно взиравшему на нее мужику. Приблизившись к Репе вплотную, она провела кончиком языка по приоткрытым пухлым губкам и произнесла волнующим грудным голосом:
— Негалантный ты какой-то — стоишь как неживой, когда перед тобой красивая женщина, которая скучает. А ты — не соскучился среди грубых мужиков?
С этими словами она запустила узкую прохладную ладонь Репе под рубашку. Женская рука заскользила по мускулистой груди, а в голове у ошеломленного Репы пронесся целый вихрь беспорядочных мыслей: «Чего это с ней?.. Колян узнает — убьет… Он Угрюмого за это хотел убить… А где он, Колян-то?.. А хороша баба, бля буду!» Словно угадав мысли парня, Надежда заметила:
— Ты что, Николая боишься? Так это зря. Если он до сих пор не пришел, то, значит, никогда уже не придет. Отпрыгался!
Репа и сам склонялся к такому выводу. Надежда потеребила его умелыми пальчиками за сосок, и его брюки затрещали под напором восставшей плоти. Махнув рукой на все сомнения, он обнял женщину за талию, привлек к себе и впился губами в ее губы. Жадно водя руками по ее телу, он ощущал под тонкой тканью халатика шелковистость кожи и упругость молодой тренированной плоти. Когда ладонь Репы охватила налитую грудь с отвердевшим соском, Надежда сладострастно застонала и принялась лихорадочно расстегивать пуговицы на мужской рубашке. Она не привыкла к долгому воздержанию, и сейчас ей сгодился бы едва ли не любой мужчина, а Репа, широкоплечий и мускулистый, был вовсе не худшим партнером для эротических забав, несмотря па его невыразительное лицо. Впрочем, в другое время Надежда могла бы сдержать свои желания и подыскать такого партнера, который нравился бы ей по-настоящему. Сейчас же ей приходилось думать еще и о том, как выбраться на свободу. А в этом Надежде мог помочь только Репа. Так что именно желание выйти на свободу заставило Надежду пустить в ход свои чары, а поскольку Надежде и самой хотелось сочетать полезное с приятным, эти чары становились совершенно неотразимыми.
Она сорвала с Репы рубашку, отбросила ее в сторону. Репа проделал то же самое с ее халатиком и замер на миг, пораженный открывшимся его глазам великолепным зрелищем. При виде его восторга Надежда торжествующе улыбнулась, и ее ладонь нашарила под брючной тканью мужскую окаменевшую плоть. Не мешкая она расстегнула ремень брюк Репы, молнию, последнюю пуговицу, спустила с партнера штаны и опустилась перед ним на колени. Репа задохнулся от предвкушения блаженства. Надежда потерлась щекой о его напрягшийся член, пока еще прикрытый трусами, легонько укусила несколько раз вожделенную твердь и затем извлекла раскаленный член на свет божий. Репа пристально следил за ее действиями, стараясь не упустить ни одной детали. Надежда неторопливо взяла в рот мощный ствол и прошлась язычком по самым чувствительным местам, причем Репе показалось, будто язычок у нее шершавый, как у кошки. Женщина заскользила упругими губами взад-вперед по стволу, порой вбирая его в рот до самого корня. Репа стоял неподвижно, не сводя глаз с партнерши, изнемогая от своих ощущений. Вдруг Надежда особенно энергично, скользнув губами по члену, поднялась, привлекла парня к себе и прошептала ему на ухо: