Я возьму тебя на руки
Шрифт:
— Не-а! — кричал сквозь дверь ее Ромка. — Тут по этой дебильной зоологии надо нарисовать коровью яйцеклетку!
— О боже… — закрыла рот Тамила. Она бесшумно смеялась себе в руку, и я тоже старался сдерживаться. Нарочно такого не придумаешь, конечно.
Коровью яйцеклетку. Твою ж дивизию. Вечер окончательно испорчен.
— Я пробовал нарисовать, но не получается! Выходит какая-то лажа! — кричал ее сынок. — Ты ведь хорошо рисуешь — нарисуй мне, пожалуйста! Мам!
Тома убрала ладонь от губ и довольно потянулась подо мной. Как будто мы ночевали на этой постели и было все
— Это было прекрасно, — шепнула Тома, промокнула указательный палец своими губами и прижала его к моим. Как будто воздушный поцелуй на прощание. — Но сейчас не получится. Может, как-нибудь в другой раз? Да?
— Хорошо, конечно. Не будем спешить. Пускай это будет не сегодня — в другой денек. Может, я тебя куда-то приглашу, а? Съездим в ресторан или… Давай я тебя отвезу в какой-нибудь спа-салон. Где есть хамам, теплый бассейн. Твоим ножкам точно понравится.
Тома заулыбалась, прижала дрожащую от эмоций ладошку к моей колючей щеке.
И сказала:
— Мне очень нравится ход твоих мыслей. Продолжай.
— Там мы найдем тебе нормального массажиста. Настоящего, который умеет делать массаж, а не лезет под юбку, как я.
— А мне понравилось. Не хочу другого массажиста, — прошептала Тамила. — Я хочу тебя.
— Хочешь меня?
— Да. Хочу тебя.
На этот раз настала уже моя очередь зажмуривать глаза. Потому что желание продолжить было просто невыносимым. Она была так близко. Совсем рядом. Просто подо мной. А я так хотел это сделать. Натурально боролся со своей природой. Сжимал кулаки, подавляя желание внутри.
Еле сдержался, чтобы не наброситься.
— Но не сейчас, да? — проговорил я очевидный тезис. — Так ведь? В другой раз?
Понимал, что уже не выгорит сегодня. Но все равно хотел услышать от нее последнее слово. Правильно ли я понимаю — что продолжить будет плохой идеей.
— К сожалению — да. Сейчас я точно не могу, — ответила Тома с долей грусти в голосе. А затем с усмешкой добавила: — Надо рисовать коровью яйцеклетку.
Мы оба рассмеялись. Старались делать это тихо, почти беззвучно. Но получалось плохо. Я склонился и поцеловал ее в губы. А затем еще раз — уже в лоб.
Поднялся, поправил рубашку, застегнул манжеты. Придвинул кресло к кровати. Надел пиджак. И мы попрощались. Когда я вышел из спальни, в гостиной было пусто. Хорошо, что Рома этого не видел. Тихо прокравшись к выходу, я сделал вид, будто это не я и меня здесь не было.
А когда вышел во двор, чтобы сесть в машину, то оглянулся наверх — посмотрел на пятый этаж. В одном из окон увидел девушку. Это была Тома. Она мне помахала рукой и закрыла окно. Было уютно и тепло от такого жеста. Мы неожиданно сблизились. Хотя и не виделись некоторое время. Все эти дни в разлуке мы созревали. У нас внутри созревали чувства. Как будто саженец. Семя, посаженное в первый день знакомства. Оно росло, пускало корни. И вот теперь все стало на свои места. Нас тянуло друг к другу. Все было нешуточно серьезно. Это уже очевидно.
Я ехал по городу и сам себе улыбался. Посматривал в зеркало заднего вида — все никак не мог смахнуть с лица дурацкую улыбку. Впрочем, почему же она дурацкая?
Спокойной ночи, Тома. Скоро мы опять с тобой увидимся. И все продолжим.
16
Руслан
По пути домой я заехал к матери. Что-то никак не мог дозвониться, переживал. То ли проблемы со связью, то ли мать снова упустила телефон, и он разбился, как в прошлый раз. Пожилые люди часто не дружат со смартфонами. То какие-то кнопочки сами включаются. То звук загадочным образом пропадает. То стекло ни с того ни с сего вдруг трескается, когда телефон лежал на тумбочке и никуда не падал.
Словом, я понимал, что не смогу уснуть, пока не узнаю точно — с мамой все в порядке. Поэтому заехал в ее район, там были обычные двухэтажные дома на два подъезда каждый. Традиционные постройки из советского кирпича. Эти дворы я знаю с пеленок. На этих улицах проходило мое взросление, в этих подворотнях были первые драки. Здесь я получил свои первые уроки жизни. Ностальгия. Потому и мать не захотела уезжать отсюда. Я уже давно ей предлагал перебраться в новостройку или жить у меня дома. Коттедж ведь большой, два этажа. Три спальни. Мама могла легко заменить Татьяну Павловну. И сама была бы при деле, и меня бы чаще видела. И я бы меньше переживал.
Но мать не собиралась покидать этот район. Здесь она всех знала, тут прошла ее молодость. Она любила гулять по парку и вспоминать, как катала здесь коляску с сыном. И это был я. У нее тут своя атмосфера. А ко мне переезжать мама не хочет, чтобы "не занимать чужое место", как она однажды выразилась. Она у меня верит, что негоже матери жить возле сына, когда он уже повзрослел.
"В доме должна быть только одна хозяйка".
Что ж. Прислушаюсь к матери, ей виднее. Тем более что в последнее время этот тезис не выглядит таким уж фантастическим. Я часто представляю Тому в этом доме. И ее, и Ромку. Неужели к этому идет? Вопрос риторический.
Матери я не скажу. Потому что спуску эта женщина уже не даст. Придется все ей выложить подчистую тогда.
— Привет, мам, — произнес я на пороге, когда она открыла дверь в квартиру. — Как ты тут?
Я обнял ее и чмокнул в щеку. Вручил пакет с ее любимыми пряниками без сахара. И сушками к чаю. Она такое любит. Каждый раз ей покупаю.
— Боже, сынок, — прижималась она к груди, радуясь нашей внезапной встрече, — вот уж не думала, что ты заедешь! Позвонил бы маме — я бы приготовила чего жирненького.
— Не стоит, мам. Я не голодный.
— Не голодный?
— Все хорошо. Я сыт. Недавно ужинал.
— И чем же ты ужинал? — уперлась она руками в бока. — Опять какие-то финди-минди в ресторане дегустировал с губернатором?
— Нет, не финди-минди… Это была нормальная домашняя еда.
— Домашняя еда?
— Домашняя еда, — повторил я честно. — Жаркое из картошки. Со свининой. Жирной. Как ты любишь мне готовить.
Мать застыла в изумлении.
— Да что ты такое говоришь, сынок? — У нее на лице созревала хитрая улыбка знающей женщины. — Мой Руслан — и вдруг ест домашнюю еду?