Я возьму твою дочь
Шрифт:
– Camera libera, [12] – улыбаясь, сказала блондинка. – Da lui. [13]
И она ткнула пальцем в сторону Риккардо.
Йонатан с облегчением кивнул.
– Grappa, – сказал он, – per us. [14]
Он указал на Риккардо, Уго, который до сих пор еще ничего не сказал, на блондинку и на себя самого.
Блондинка, не говоря ни слова, вынула три рюмки для граппы и наполнила их. Когда Йонатан вопросительно посмотрел на нее, она показала ему на свой живот, погрозила указательным пальцем, словно решительно говоря «нет», и, сияя, прошептала:
12
Свободная
13
У него (итал.)
14
Граппу для нас (итал., англ.).
– Bimbo tra chinque mesi! [15]
То, что она беременна, Йонатан вообще не заметил. И в этот момент до него дошло, что минуло уже два года с тех пор, как у него последний раз появлялись эротические мысли, как возникало желание вообще, не говоря уже о том, что столько времени он даже не прикасался к женщине.
Риккардо и Уго выпили граппу одним глотком, Йонатану понадобилось немного больше времени. В конце концов Риккардо встал, надвинул шляпу на лоб, попрощался с женщинами коротким «чао», хлопнул Уго по плечу и направился к двери, пригласив гостя следовать за собой. Йонатан положил купюру в двадцать евро на стойку и пошел за ним. Поскольку блондинка не крикнула ничего сердито вслед, он понял, что заплатил слишком много.
15
Ребенок через пять месяцев (итал.)
У Риккардо была помятая белая машина – пикап, в багажнике которой стояли пустые ящики для оливок и лежали свернутые сетки. Кроме того, две лестницы и ящик с инструментом и непонятными вещами.
Прежде чем сесть в машину, Риккардо протянул Йонатану руку.
– Sono Riccardo, [16] – сказал он, улыбаясь. – Риккардо Валентини.
– Йонатан Йессен, – ответил Йонатан и хлопнул его по руке.
Он забрался на сиденье рядом с водителем, Риккардо запустил двигатель, который издал такой звук, словно хотел прокашляться, и они тронулись с места.
16
Я – Риккардо (итал).
Во время поездки оба молчали, что, однако, не показалось Йонатану чем-то неприятным. Они покинули Амбру, через несколько километров свернули направо и поехали в холмы Кьянти. Несмотря на темноту, Йонатан чувствовал красоту и величие окрестностей. Он успокоился и без тревоги смотрел в ночь. Ему было все равно, куда Риккардо привезет его. Для него годилась любая комната, какой бы простой или неудобной она ни была.
Через четверть часа они добрались до Монте Беники и проехали между развалинами какого-то palazzo и старыми городскими стенами прямо к маленькой остерии, в которой еще горел свет, но окна ее были закрыты гардинами, и Йонатан не мог разглядеть, есть ли там посетители.
Сразу же после Монте Беники они свернули на усыпанную щебнем дорогу. Риккардо вел машину как сумасшедший. Машина прыгала через выбоины, ее заносило на мокрой, грязной дороге, всего в каком-то метре от которой начинался обрыв. Даже в темноте Йонатан ощущал страшную глубину ущелья, но молчал.
Через триста метров начался лес. Деревья в свете фар казались огромными. Целые поля тумана тянулись сквозь ночь. Воздух был влажным, капли дождя падали с листьев на лобовое стекло, и Йонатану удавалось рассмотреть
Риккардо теперь мчался так, словно хотел поскорее превратить свою машину в металлолом. Йонатан держался за ручку над боковым стеклом, пытаясь запомнить, куда они едут, но после третьей или четвертой развилки сдался. Все дороги выглядели одинаково. Машина прыгала вверх и вниз, на гору и с горы, ветви закрывали обзор, и было невозможно сохранить ориентировку.
Йонатан посмотрел на часы. После Монте Беники они ехали уже двенадцать минут и не встретили на пути ни единого дома. Казалось, что Риккардо живет в полном одиночестве.
«Прекрасно, – подумал Йонатан, – я так себе это и представлял».
Последние двести метров даже Риккардо был вынужден ехать медленно, настолько каменистой и ухабистой была дорога. Потом впереди забрезжил свет уличного фонаря, и сразу же после этого Йонатан увидел дом. Из окон верхнего этажа лился теплый свет, в маленьком окне у portico [17] рядом с фигурой Мадонны горела свеча.
– Un attimo, – сказал Риккардо и вышел из машины. – Chiamo mia figlia. Puo parlare tedesko. [18]
17
Портик (итал.).
18
Один момент, я позову дочку. Она говорит по-немецки (итал.).
Йонатан осмотрелся. Дом был большим. Очень большим.
Скорее всего, это было поместье, в котором несколько поколений людей жили под одной крышей с домашними животными. Он вполне мог допустить, что в этом типичном тосканском деревенском доме были оборудованы одна или несколько квартир для отпускников.
Йонатан молча всматривался в ночь. «Это, похоже, одна из самых высоких точек местности, – думал он, – и днем вид должен быть уникальным». Сейчас он смог разглядеть лишь отдельные точки света вдали, где на холмах располагались одинокие podere [19] или крошечные села, а еще дальше мерцали огни большого города. «Наверное, Сиена, – подумал Йонатан. – Нет, там я не хотел бы оказаться».
19
Усадьба, поместье (итал.).
Наверху открылась дверь, и молодая женщина вышла в portico – неосвещенный коридор под крышей на втором этаже в конце лестницы. Она в темноте спустилась вниз. На террасе света тоже не было.
Она медленно шла к Йонатану, и он с трудом мог различить ее в темноте.
Она подошла ближе и чуть не прошла мимо него.
– Buonasera, [20] – сказал он тихо.
Она вздрогнула и повернулась к нему.
– Buonasera. Я София, – ответила она и робко протянула ему руку.
20
Добрый вечер (итал.).
– Йонатан, – сказал он, пожал ей руку и удивился, насколько теплой она была. – Вы говорите по-немецки?
– Да, – ответила она, – немножко.
Наверху в portico снова открылась дверь. Появился Риккардо и включил вечернее освещение.
Сейчас Йонатан видел Софию гораздо лучше, и у него перехватило дыхание. Она была прекрасна.
– В этом году ноябрь очень холодный, – сказала она.
Йонатан молчал, не в силах оторвать от нее взгляд. Ее обращенная к дому часть лица оставалась в тени, но он все же рассмотрел высокий лоб, длинные прямые темные волосы, миндалевидные глаза и красивый изгиб рта.