Я все исправлю
Шрифт:
— Невероятно… — закатываю глаза, поражаясь Машиной прямоте.
— Я, что называется, работала с имеющимся материалом. К счастью, он оказался весьма податливым. И получилось слепить нечто приличное. Надо отшлифовать и покрыть лаком. А там, глядишь, еще отбрыкиваться от конкуренток придется. — Серьезно объясняет Маша.
— Я восхищена проделанной тобой работой, — столь же серьезно говорю я.
— Так я же для себя лепила. Куда приятнее ходить под руку с интересным мужчиной, нежели с крокодилом. Разве я не права?
Смотрю на Машу в упор
— Ты неисправима!
— Шутки шутками, а ведь мы собираемся жить вместе, — отсмеявшись, сообщает Маша. Мой рот от удивления открывается сам собой.
— Обалдеть. В Москве или в Пушкине? — задаю вопрос и сразу понимаю, насколько он дурацкий. Ведь Маша и есть сама Москва. У них один темперамент, один пульс. Подруга закатывает глаза. — Ну разумеется. Слушай, а ведь если так и дальше пойдет, то не успеем оглянуться…
Не успеваю договорить. Маша подносит палец к губам, призывая меня замолчать.
— Тссс…Я и так травмирована, а ты нагнетаешь!
— Чем травмирована?
— Как чем? Сама подумай. Мне придется убирать разбросанную одежду. — Маша загибает большой палец на руке, — Мою, если ты вдруг не догадалась. Мыть грязные чашки и тарелки каждый божий день, — за большим пальцем следует указательный. — Мои, мои тарелки. Но хуже всего — я больше не смогу ходить по квартире голой! — подруга тяжело вздыхает, бросив взгляд на большой палец, который неуверенно сгибается вслед за первыми двумя.
— Почему не сможешь?
— Хочешь, чтобы Павлушу удар хватил?
— А может он тоже любит расхаживать голым. — Мое воображение невольно рисует обнаженного Павла, и мне становится неловко. Маша от изумления открывает рот. Отгоняю пошлые мысли, как можно скорее добавляя: — И сооружать горы из грязной посуды. Или носков.
— Ну-ну, — бурчит Маша. — Пока он успешно маскируется под чистоплюя.
Мы задорно смеемся и болтаем о пустяках. Спустя двадцать минут возвращается Павел, расплываясь в радостной улыбке.
— Обо мне судачите, барышни?
— Павлуша, ну как прошло? — Маша подбегает к мужчине и хватает его за рукав. Павел улыбается еще шире. — Ну говори же!
— Президент предложил мне пост финансового директора. Он считает, что компании пора привить ответственное отношение к деньгам. И моя скрупулезность здесь как нельзя кстати. И это не мои слова, а самого Марка Петровича.
Маша делает круглые глаза и бросает на меня озадаченный взгляд через плечо, означающее нечто среднее между “вау” и “это полный кошмар”. Мои волосы встают дыбом. Для пушкинского управляющего подобное повышение, конечно, круто, а вот для всех остальных означает только одно — теперь придется бороться за каждый рубль. Потому что пройти через сито Павла — та еще пытка.
— Павлуша, ты гений! Ты это заслужил, — щебечет Маша. — Давай вечером отпразднуем!
— Всенепременно, Машуня. У меня еще есть дела. Я найду тебя
Павел удаляется. Маша смотрит на меня и на ее лице проступает тревога.
— Надеюсь, мне не придется согласовывать с Павлушей бюджет. Я этого не выдержу. В рабочих вопросах он страшен.
— Ничего, Машуня, — подтруниваю над подругой я. — Ты справишься. Максимум, о чем попросит Павел, убрать один ноль.
Мы обе не выдерживаем и громко хохочем. Неужели я снова могу смеяться?
Глава 78. Почти невозможно
Дни пролетают незаметно — я передаю дела Маше, доделываю оставшиеся отчеты, привожу в порядок документы и, конечно, репетирую речь. Я не имею права опозориться дважды, поэтому в этот раз особое внимание уделяю всем возможным каверзным вопросам.
За несколько дней до выступления звонит куратор TED и сообщает, что мое выступление перенесено на самый конец и будет завершать мероприятие. От удивления я только открываю рот. Даже не знаю, радоваться или расстраиваться этой новости.
Девять месяцев назад я сказала бы, что сегодня самый главный день моей жизни, ведь я снова выступаю на TED. Но теперь это, конечно, не так. Самые главные дни я провела с Эриком, и они навсегда останутся таковыми.
По традиции приезжаю на мероприятие заранее, чтобы подготовиться к выступлению и освоиться на месте. Куратор проводит инструктаж и дает последние наставления. Отправляюсь в гримерку к стилисту. Мастер старается на славу: на голове создает легкую укладку волнами с пробором посередине, на лицо наносит ненавязчивый макияж с акцентом на глаза. Вставляю в уши золотые серьги-кольца — миниатюрные, без всякой вычурности. Надеваю длинное трикотажное платье, алое, словно паруса на корабле капитана Грэя. Закончив со мной, стилист уходит. Раздается стук, дверь приоткрывается. Оборачиваюсь и вижу Марка. Не скажу, что встреча с ним для меня приятная неожиданность.
— Саша, привет! — обращается ко мне Шефер с подозрительной доброжелательностью. — Можно к тебе?
— Марк? — с ноткой надменности приветствую бывшего руководителя. После сегодняшнего выступления мой долг перед компанией будет выполнен и мы расстанемся навсегда.
— У тебя есть время?
— Что-то важное? — дерзко уточняю я. У меня нет ни малейшего желания общаться. Остаюсь сидеть в кресле, лишь слегка поворачиваясь в его сторону. Надеюсь, разговор будет коротким и необременительным. Совсем не хочется потерять настрой перед выступлением.
— Пожалуй. Я хотел извиниться. Я был несправедлив к тебе и сделал неправильные выводы, — трет лицо ладонью. Во второй руке держит бутылку с водой.
— Бывает, — мой голос звучит скептически.
— Слушай, если бы я мог отмотать назад, отмотал бы. Ты пойми, я слишком привязан к Эрику и его семье. Так уж сложилось, что у меня нет никого ближе. Его боль я воспринимаю как свою. — Марк похлопывает рукой по груди.
— Ну что ж. Ты можешь быть спокоен. Скоро я окончательно исчезну из ваших жизней.