Я вспоминаю
Шрифт:
Надрывались восточные люди [из Средней Азии] в халатах. Не привыкли работать: у них работают женщины.
Вторично погнали — Филимоновская ветка. Копали по «системе Андреевского» [о ней смотри выше] — в очередь кирками и лопатами.
Поход в Лисий питомник [он помещался на острове в Глубокой губе]. Разговор по-английски с Игорем Евгеньевичем — удивлялся Федя Розенберг. Провалился Петя Машков на тонком льду. Заставляли по гнущемуся льду таскать бревна. Лес — красота. Паром. Держались за канат. В Лисьем питомнике таскали кирпичи до изнеможения.
Объяснения Ив[ана] Мих[айловича]: Мы ведь все — 3-я категория
Ели шоколад [еще из дома] во время работы. Вкус хлеба на морозе.
Возили чаще всего снег. Латинствующая, французящая и английствующая квадрига. Иг[орь] Евг[еньевич], Ив[ан] Мих[айлович], Миханьков — у потешного «завдворома» «дедки». Склонение [ «завдвором», «завдворома», «завдворому» и пр.] Иг[оря] Евг[еньевича]. Дружба с ним Иг[оря] Ев[геньевича]. «Я бы в прежнее время, да разве бы мог» и т. д.; [т. е. так «на равных» разговаривать с «завдворомом», дружить с ним].
Игорю Евгеньевичу это очень нравилось.
Возили еще мусор и свиной навоз на свалку за жен-барак.
[До сих пор помню, как отвратительно пах свиной навоз, а потом так же точно пахло ото всех нас.] Разговоры о наследнике на русский престол. Калистов с Федей Розенбергом, копавшие могилки-канавы для тех, кто умрет зимой, — общие ямы в виде траншей.
Метение снега на катке [для вольнонаемных; это все считалось легким трудом].
Проф. Клейн, очень худой, сам себе готовивший в 14 роте, [вскоре умерший от рака], и антиквар, умерший от тифа… Свозили возы со снегом и около Кремля на огороде [вниз за Никольскую башню]. Снега стало много.
Забрали на этап Толю Тереховко и Петра Павловича [оба имели трехлетние сроки, и их отправляли на материк]. Прибежали к нам ночью прощаться. Бегал к А. И. Мельникову, чтобы не брали на этап. И не взяли [но, может быть, и потому, что срок у меня был 5 лет]. Ад — этап с Анзера на материк. В церкви голые совсем, [вещи забрали в камеру]. Ночью я вышел в уборную, и там рассказ про «этап на четвереньках» [это отправляли на материк] амнистированных нищих Москвы. (Выжил ли кто-нибудь из этих голых амнистированных стариков и старух?!)
Слухи про Кондостров, куда ссылали стукачей. И адмчасть, которая воевала со стукачами, отправляя их со всего острова.
Камера Мельникова и Виноградова [другая] в 6 роте, где старики сторожа, но их помещение выше. Мельников пьяный встречал меня, держась за дверь. [Стал рабочим в Раскопочной комиссии, возглавлявшейся архитектором-реставратором Назимовым.]
Вместе с Назимовым [делали] обмеры в Головленковской башне, устанавливали «Мещериновский проход» [через который войско Мещериново ворвалось в Кремль]. Первое знакомство с Назимовым [очень полезное для меня, так как в процессе обмеров он любил рассказывать о псковской архитектуре]. Знакомство с Юлией Николаевной Данзас — [уральский] казак, «Дурова», «кавалерист девица». Рассказы о ней Иг[оря] Ев[геньевича], о ее войне с Распутиным, о ее эксцентричности. Сидела бухгалтершей.
Виноградов был в Ленинграде [моя догадка выше оправдалась], спрашивал у нее — «Нельзя
Читал книги с Иг[орем] Ев[геньевичем].
Поверки по субботам. «Стройся по буквам». До 4 утра. Шпана, мочащаяся на пол и забивающаяся между дверей, где потеплее, — они все голые, в одном белье. Битье палками, «дрынами».
Истошные крики.
Длинные ящики картотек.
Работа без выходных дней. Направление в Сельхоз вместо кого-то. Работа у кладовщика-толстовца с бородой.
Авантюрист и сумасшедший Комчебек-Возняцкий. [Я направлен на «постоянную» работу к нему]. [Врал] рассказы про аэроплан и Москву, куда якобы его берут для разоблачения кого-то, про письма, которые он получает без цензуры, про камеру, где стоит рояль для него. «Эпизоотический отряд», чистейшая «туфта» [якобы эпидемия ящура у скота в Сельхозе]. Выписка муки за моей подписью [владыка Виктор сказал, чтобы я больше этого не делал].
Варение похлебки из муки для скота [помню: похлебку варить не умел, подгорела — это все в монастырской портомойне на берегу Святого озера, а через дорогу в хлевах скот ревет от голода, а Комчебек-Возняцкий не идет]. Говорили: ящур — нарочно его распространяют, нарочно.
Санитар-эстонец в шляпе [возмущался Комчебеком].
Градусники под хвосты коровам — я их сам ставил; температура, конечно, у коров выше, чем у человека; не признак нездоровья.
Владыка Виктор говорил о Комчебеке: магометанин и христианин, удрал из тюрьмы и читал доклады о международном положении. Командовал [по собственным словам Комчебека] эскадрильей.
Парикмахерская-каморка и сон там Клейна.
Перевод некоторых — Феди Розенберга и Володи Ракова в 12-ю роту. Вызовы на работу их в Сельхоз. Я же получил освобождение.
Взятки нарядчику [покупал хлеб] и Возняцкому.
Страшно боялся [очевидно, Комчебек-Возняцкого].
Хлев с коровами и фонари «летучая мышь».
Поставили печь с котлом в бывшей монастырской портомойне напротив.
Визит к владыке Виктору в 4-ю роту.
Знакомство с Бахрушиным и Михновским.
…Чему я научился на Соловках? Прежде всего я понял, что каждый человек — человек. Мне спасли жизнь «домушник» (квартирный вор) Овчинников, ехавший с нами на Соловки вторично (его возвращали из побега, который он героически совершил, чтобы увидеться вновь со своей «марухой»), и король всех урок на Соловках, бандит — Иван Яковлевич Комиссаров; с которым мы жили около года в одной камере.
…После тяжелых физических работ и сыпного тифа я работал сотрудником криминологического кабинета и организовывал трудовую колонию для подростков — разыскивал их по острову, спасал их от смерти, вел записи их рассказов о себе…
В остальное время я встречался с самыми разнообразными людьми — разных национальностей (был, даже японский самурай), разного социального положения, разного образовательного уровня, разных профессий. Я оценил моральную стойкость людей старого дворянского воспитания. Несколько лет я работал с людьми, многие из которых были очень талантливы. Общение с ними было для меня в высшей степени полезным. В начале ноября 1931 года меня вывезли на материк, и я стал работать на Беломорско-Балтийском канале, в одном из самых ответственных узлов всех работ — диспетчером на железной дороге. И снова люди и люди…