Я жду тебя
Шрифт:
— Может, и так, — устало проговорила Каджри и легла рядом.
— Ты успокаиваешь меня? — спросил он.
— Откуда мне знать, успокаиваю я тебя или говорю правду, — пожала плечами Каджри. — Возможно! Кто знает? Все это — дело рук Рама. Это он решает, где свет, а где тень. Он творит, он же и разрушает. Можно ли угадать его мысли? Ребенок ты мой, что у нас есть? Котелок в руке, палка под мышкой, да три мира за пазухой. Во всех трех мирах — и в раю, и на земле, и в аду — мы бездомные бродяги… Но что происходит с тобой? — Она обхватила руками голову мужа.
— Дэдди! —
— Да, — отозвался тот, разжевывая поджаренный хлеб.
— Говорят, в здешней крепости хранятся несметные сокровища.
— Все европейцы видят на территории Азии одни только сокровища, — рассмеялся Сойер.
— Ты смеешься, — с упреком воскликнула Сусанна.
— Ты госпожа и прибыла сюда, чтобы управлять этими дикарями, — наставительно проговорил старик, глядя на дочь своими водянистыми глазами. Отец Сусанны был крупным мужчиной с толстой шеей и почти облысевшей головой, немного седых волос осталось только у самой шеи и на висках. Выгоревшие брови были еле заметны на красном морщинистом лице. На самом кончике носа, нависшем над верхней тонкой губой, у него была бородавка. Разговаривал он медленно, улыбался редко, обнажая пожелтевшие зубы. В его манерах до сих пор сказывалось воспитание, полученное еще во времена королевы Виктории.
Сусанна не поняла отца.
— Эти туземцы — невежественные люди, — сказал он.
— Но Сукхрам говорит, что в этой крепости несметные сокровища, отец.
На этот раз старый англичанин не смеялся.
— Его сокровища — плод фантазии, — сказал он серьезно. — А вот каждый клочок земли в Индии — действительно богатство. Пусть они обрабатывают ее и из года в год пополняют нашу казну.
Сусанне не понравились рассуждения отца.
— Тебе надо держаться с ним построже, дочь моя, — снова заговорил он.
— Но он хороший человек, — возразила Сусанна.
— Верно. Но не надо, нельзя относиться к нему как к равному. Любой бедняк в Англии выше самого знатного индийца, — надменно добавил он, и Сусанне показалось, что над головой отца затрепетал британский флаг.
— Весь цивилизованный мир завидует нам, — развивал тот свою мысль. — Американцы кричат о демократии, потому что сами были рабами англичан. Кто сейчас они — мелкие лавочники! А мы не только торговцы, мы еще и правители. Мы подчинили себе Индию разумом и мечом! Сукхрам — твой слуга, так обращайся с ним как с прирученным животным. Как бы ни был хорош индиец, никогда не давай ему почувствовать, что он такой же человек, как мы, иначе он перестанет уважать нас. Мы должны внушать им страх. В здешних людях еще жив феодальный дух, им свойственна преданность властелину, они и не подозревают, что между людьми могут быть другие отношения. Просвещение в городах пробудило во многих сознание собственного достоинства — и вот уже там начинают бунтовать. Впрочем, эти люди и до нас были рабами, мы только закрепили существующее положение, и их властители тоже стали нашими рабами. Княжества? Рано или поздно и они станут нашими.
Сусанна с любопытством смотрела на отца.
— Англичанин должен быть патриотом, иначе величие Англии
— Почему?
— Потому что народ их не поддерживает.
— Но тем не менее они еще правят. Почему же не вспыхнет революция? — спросила она.
— Ох, девочка! — воскликнул Сойер. — Для этого нужен разум, а здесь люди верят только в судьбу. Дочь моя! Азия есть Азия! Эти ослы изнемогают под княжеским игом, но княжеский род все же почитают. Где-то образовались конгрессистские правительства, и здешние лавочники пытаются поднять голову. Ты же знаешь, как восставали низшие сословия во Франции? Но здесь народ никогда не сможет прийти к власти, никогда. Они цепляются за свои касты… А мы используем это.
— Но разве можно… — перебила его Сусанна и запнулась.
Сойер вопросительно взглянул на нее.
— Я хочу сказать: до каких же пор все это будет продолжаться?
— Пока Англия властвует над морями.
— А Гитлер в Германии?
— Он может нам только завидовать. Если нам удастся, мы столкнем его с Россией, и они уничтожат друг друга. Самый страшный наш враг — Россия. Да благословит тебя бог, девочка, — проговорил англичанин, нежно взглянув на дочь. — А теперь у меня дела.
Часы гулко пробили одиннадцать.
— Ох, как поздно! — Сусанна зевнула.
— Подать вам воды, госпожа?
— Дай.
Каджри подала стакан с водой. Сусанна приподнялась, отпила немного и снова легла.
— Госпожа, какая вы хорошая, — проговорила Каджри.
— Правда?
— Вы рани, а не побрезговали выпить воду из моих рук.
— Мы едим и пьем из любых рук, лишь бы пища была чистая.
— Госпожа, я теперь каждый день моюсь. Госпожа… Дайте мне кусочек мыла. Я завтра к вам приду умытая с мылом.
— Неужели у тебя нет мыла? Чем же вы моете голову?
— Мультанской глиной, мыльным орехом или простоквашей. Но, госпожа, теперь я живу в чистом доме и не буду больше мыться глиной, — по-детски наивно проговорила Каджри. — Так я возьму?
— Возьми, — улыбнулась Сусанна.
— Вот спасибо! Дай вам бог желанного мужа, чтобы у вас были дети с личиком, как у луны, чтобы вы были очень счастливы… — прерывающимся от радости голосом произнесла Каджри и припала к ногам Сусанны.
Каджри вернулась к себе. Сукхрам лежал на кровати, Она положила мыло у его изголовья.
— Украла? — спросил Сукхрам.
— Иди пожалуйся, — огрызнулась Каджри. — Я не боюсь. Она, подлая, моется мылом, а я что, не могу?
Старый сахиб вернулся лишь к утру, когда через густую зеленую листву деревьев пробились первые лучи солнца. Сойер подъехал к воротам, и Сукхрам, услышав шум мотора, поспешил его встретить.
Повар накрывал на стол. Каджри помогала ему.
— Отец, мне кажется, эта работа становится тебе не под силу, — сказала Сусанна за завтраком.